Быть ему забытым, как цветок — забытым,
Забытым, как огонь, что вспыхнул и погас,
Быть ему забытым на века, навеки,
Добрый друг наш — время, оно состарит нас. ©
---------------------->>> Барселийская роща.
Это было так…необъяснимо. И странно. Впервые Белаэрн попала в такую ситуацию – нужно было направляться…куда-то. Не знала она, куда идут они – две эти противоположности, как и не знала, что думать ей.
«Кажется, я начинаю все забывать…Не могу вспомнить, о чем я думала мгновение назад, хотя точно знаю, что это было нечто…важное. То, что я ни в коем случае не должна забывать.
Не могу думать о чем-то одном…Почему все так запутанно? Казалось бы, совсем недавно все было так…хорошо.
Кто я? Что я?
Может быть, так и должно было быть изначально. То, что впилось в мое сердце, изначально было во мне, в Сути? Заложено? Но как? Я никогда не понимала этого, и поначалу мне было сложно понять даже саму себя. Я понимала других, но иногда…Иногда мне казалось, что я не умею жалеть.
Ты говорила мне об этом с рождения…То, что мы умеем и чего никогда не сделаем…Сами ли мы определяем это или за нас уже давным-давно сделали выбор? Я не помню. Когда-то…Когда-то давно я помнила. Кажется, это было только вчера или…Не помню. Не помню, когда это было, зачем это было.»
Единорог, чья шкура темна, в сопровождении самого Феникса. Странно. По крайней мере, для всех, кто привык видеть Свет как Свет и Тьму как Тьму. А некоторые вообще не верят. И не поверят даже тогда, когда два воплощения, внешних облика, пройдут у них под носом, оставив за собой лишь пепел – следы первозданного огня. Горел ли он в каждом сердце? Да. Нет. Возможно.
Она вновь позабыла.
Позабыла так, как обыкновенно забывают нечто важное в самый нужный момент. Например, при решении вопросов, касающихся Жизни. Или Смерти.
«Я когда-то…говорила. О тех, кто достоин и не достоин Жизни.
Но при них не было…Смерти.
При них не было вообще ничего, или это я ничего не помню? Почему все то, что когда-то было важным, теперь ускользает от меня? Почему то, на что не обращала я внимание – Смерть, Безысходность, Оборотная Сторона – стало занимать в сердце какой-то особый…уголок? Почему они значат так много теперь?
Раньше…раньше вопросов было больше. Или же наоборот?
Не могу ничего понять».
Мысли – сплошной водоворот мыслей накрыл ее с головой, словно бушующая, кричащая волна. Но ничего…абсолютно живого не было вокруг. Пейзаж сменился, стал незнакомым и в то же время…особенным? Как будто на подсознательном уровне закрепилось нечто важное. То, что способно в любой момент изменить жизнь раз и навсегда.
Слова вырвали из забытья, словно холодный металл, прикоснувшийся к разгоряченной темной шкуре. Но…он и вправду был здесь. Светлые пальцы, касающиеся темной шкуры. Какой контраст, какая…какая улыбчивая судьба. Она вновь плела кружево событий, словно огромный Паук. Арахна.
«Все это было очень красиво…Но это не то, о чем ты думаешь.
И новая паутина тихо, как первый снег, опускалась меж тонкими, вытянувшимися веточками молодого кустарника».
- Должны…- задумчиво говорит Лё, глядя вверх, на возвышающееся перед ней сооружение. – Rh`aenta.
Слово? Что за слово? Что оно значит?
«Но имя. Имя, имя, имя…»
Никогда. Такого. Не было.
По крайней мере, в прошлом.
Темный единорог делает робкий шаг вперед, словно боится. Скорее, за остальных, нежели за себя. Будто – ступи она вперед – все пропадет. Сгорит в огне, как Родина. Останется лишь…белый пепел возрождения.

Отредактировано Чистая как снег Белаэрн (2012-05-17 23:01:12)

«Тьму отделил Ты от яркого света,
Создал Ты небо и Небо небес,
Землю, что трепетом жизни согрета,
Мир, преисполненный скрытых чудес!...»

Отгремели слова, жаль только они так и остались словами, кои не были услышаны. Иль все-таки были?
Взгляд твой светлый был обращен на женщину, ты знал ее, видел, разговаривал. Ох, это людское теченье времени! Для тебя тот разговор как будто случился только-только вчера, а на самом деле, несколько лет уже минуло, восемь раз деревья сменяли свой наряд. Ты все помнил… даже если и хотел бы забыть. Но ты ничего не хотел забывать.
Тебя не впечатлила встреча, коя была устроена специально для вас, Феникса, чье крыло было огненно, и Единорога, чье сердце покрылось тьмою. Хотелось усмехаться, от усталости, от разочарования. Но ты понимал, что сейчас в тебе борются две твои сущности, хотя победа была уже предрешена – дурная кровь, наследие матери, всегда будет на каплю впереди. Ты начинаешь двигаться, в этой чужеродной тишине, в мертвой тишине, что была искусственно создана людьми, родом людским – из страха.
Шаг этот будет – небыстр, обычен как всегда. Темное одеянье только чуть колыхнется, по ветру, которому неведомы были распри действий и слов живых существ. Он был чуть выше всего этого. Ты приподнимаешь голову – яркий свет только что родившегося Солнца окрасит волосы твои в краску жара. Бледные волосы словно облиты ею, как и лицо твое. Глаза – уже темный омут, и взгляд их все так же направлен на женщину, ибо только она могла отдать приказ. На что?
На смерть!
Дурная кровь взбугрится, разрывая оковы своих сосудов, свободно побежит по рукам-ногам. Ты коснешься языком нёба, по привычке ли? Нет, твоя привычка была в другой стороне – ты любил молчать, ничего не объясняя, ничего не говоря. Но вот сейчас вся эта постановка вынуждает тебя вести совсем по-другому, но кровь этот излом приветствует с криком-рычанием радостным.
Ты гремишь в ответ, тихими словами.
- Не ты ли, Крылатый, должен направлять детей Отца Нашего на путь правильный? Вот он пред тобой, потерянный и кем-то обреченной не на свою жизнь! Так почему же сейчас ты, Крылатый, бросаешь мне в лицо слова свои колючие? В чем же мы провинились, что на нас, на двух путников, что ищут покровительства Создателя, смотрят, как на врагов? Кого мы убили? Сколько невинных жертв легло под наши ноги? Или… ты обвиняешь нас в том, что наша вера недостаточна сильна, а кошелек недостаточно толст, чтоб пройти? Ты считаешь, что Вера моя – всего лишь пустой звон? Я не верю? Ответь же мне, Крылатый…
Сойти на нет, словами своими. Закончить шепотом, движением губ, без звука. И смотреть, вновь только смотреть, глазами, в коих отражалась какая-то вера, какой-то смысл. Твоя речь… можно ли ее назвать обвинительной? Да. Нет. Всего лишь дурная кровь – так могла говорить мать твоя, мудрая и сильная Иллитх, не ты. Но сердце бьется об грудную клетку сильно и как-то радостно.
Шальная улыбка могла родиться на губах твоих, будь ты сейчас где-то не здесь, иль кем-то другим.
Но ты – только ощущал себя, как будто другим – словно ты смог познать мир глазами чужими, не своими. Иль может быть все это морок, которому ты хотел верить? Может…
Нет.
Ты делаешь еще один шаг вперед, а рука твоя все так же прикасалась к темному-темному Единорогу, что замер подле тебя. Ожидая-выжидая участи своей, которая могла решиться в противную сторону. Ты улыбался ему. Безмятежно-беспокойно.
Нервно.
Слова все так же звучали эхом.
А где-то далеко, в Сердце эльфийских земель, последний вдох замирает на бледных губах женщины, кою звали – Иллитх Гилану.
Кровь передалась. Оборот завершился. И только в руках нового наследника она может быть что-нибудь да обретет.

Отредактировано Алфан Гилану (2012-06-21 19:46:59)

Все начинается с огня.

[mymp3]https://dl.dropbox.com/s/xvnfh9j478lsncr/05%20-%20Hell%2C%20Fire%2C%20and%20Damnation.mp3|Hell, fire and damnation[/mymp3]

Зря его заставили тащиться в Эвергард. Это была плохая идея с самого начала.
Магистр Торн вслушивался в мертвую тишину, охватившую вечно гудящий храмовый город, и думал, что таким это осиное гнездо ему нравится больше.
Поначалу, когда пришли вести, Сольмир только рассмеялся. "Кто - кардиналы Церкви Отца? Требуют помощи? У нас?" Оставалось надеяться, что Церкви их участие неприятно не менее, чем некоторым магам попытка это участие проявить.
"Регинлейв фактически обескровила Цитадель этой экспедицией, к чему бы она ни привела", думал виконт, подгоняя коня. Надо было закончить с этим побыстрее и возвратиться - надолго оставлять твердыню без сильнейших нельзя. И лучше бы не испортить вконец отношения с Церковью. Потому что улучшить их точно вряд ли выйдет.
Пару раз, выезжая на открытое место, он останавливался, поднимал подзорную трубу и оглядывал горизонт. Словно высматривал, а не горит ли священный город уже и так, без них.
С другой стороны, если светила Церкви будут убеждены в том, что сильно обязаны Цитадели, это может принести выгоду... но небольшую, слишком небольшую. "В итоге... мы все равно враги.
Кто в это не верит - достаточно посчитать, сколько они ждали, прежде чем обратиться к нам."
Поля, стелившиеся под копыта их коней, несли на себе отпечатки глубокой осени. Пожухлые колосья, лужицы грязной воды, гнилые плоды, сорванные ветром и раздавленные колесами телег... Чем ближе делалась цель пути, тем темнее, казалось ему, становилось небо. Глядя на тусклые, бесформенные облака, лепящиеся к стенам и башням Эвергарда, он снова подумал, что не надо было отправляться в этот рассадник мерзости.
Даже известие о чудовище, якобы уничтожающем саму землю, пришедшее в Цитадель, не вызвало у него особого энтузиазма.
Потом к отгородившемуся стеной книг и документов магистру, угрюмо, точно гриф-падальщик, согнувшемуся возле своего бюро, влетел еще один гонец. - Вы слышали, что он весь горит? - вился тот шмелем вокруг Сольмира, глядящего на него из-за стен форта, выложенного из книжных томов. - Его окружает пламя, и ужасные клубы дыма вырываются из-под земли! Вы должны это увидеть, вам наверняка понравится!
Знал, к кому обращался, шельма.
- Ну и куда он собирается? - лениво бросил маг. - В город церковников? Скатертью дорога. Думаешь, я расстроюсь?
Он видел на своем веку достаточно чудовищ, и самые страшные из них ходили на двух ногах,  носили парчу и обладали изысканнейшими манерами. Какое-то "темное существо" из сбивчивых россказней не могло с ними тягаться.
Но архимагистр приказала выдвинуться всем - и у Торна осталось всего два выхода: либо он выказывает открытое неподчинение, что было пока не в его планах, либо отправляется наравне со всеми. К тому же, остаться со спокойным сердцем в Цитадели, зная, что он выполняет свой долг, значило бросить прочих, отправив своих собратьев навстречу неизвестности, и узнать обо всех событиях последним. Такого Сольмир допустить не мог - вся эта затея с самого начала дурно пахла. Пахла ловушкой. 
А еще он скорее бы умер, чем оставил остальных самих копаться в этом болоте.
Твердыня веры приняла их без особого радушия. Входя в строгое кольцо стен, маг чувствовал себя так, словно забирается внутрь останков какого-то гигантского мертвого существа. Вымерший город скалился дырами окон, и редкие тени перепуганных послушников, которым не позволили уйти, мелькали вокруг, как насекомые среди костей. Деревья, впивающиеся в небо оголившимися сучьями, походили на оборванные куски капилляров. На плечи Торна, проходившего по опустевшему парку, давила почти ощутимая тьма, и он не мог сказать, виновата ли здесь его застарелая неприязнь к клирикам, или и правда что-то не так с этим местом... с самими его обитателями, и сейчас их природа только обнажилась во всей красе.
"Ничего странного, что таинственная тварь стремится сюда", думал он, глядя на то, как снуют между храмами жрецы, похожие в своих рясах на наевшихся падали жирных жуков. "Подобное притягивает подобное".
Той ночью, когда то, чего так боялись жрецы, появилось на горизонте, город наполнился липким и густым туманом, и ориентироваться в расстановке отряда пришлось лишь благодаря магическим сигналам. За стенами было не видать ни зги, словно Эвергард оказался заключен в каком-то ином мире, полном напряженного предчувствия угрозы. Даже огни на храмах еле разгоняли молочную мглу - только голоса  и шаги, размытые силуэты на пустынных улицах. В клочьях белой пелены Торну мерещились чьи-то лица - смазанные, со ртами, раскрытыми в крике.
Эвергард угнетал чародея. Порой его охватывала беспричинная злость, доходящая до готовности удушить первого встречного, порой хотелось спрятаться в углу, скрывшись от взглядов вездесущих жрецов. В этом городе он не мог чувствовать себя спокойно, об отдыхе речи и не шло, и ему стоило большого труда сохранять надлежащий тон, имея дело с властями Церкви в ожидании приезда Сурт.
Но они ждали.
Пока вдалеке, в туманных полях, не показалась огненная искра, рассеявшая серый мрак.
- Оно идет! - выпалил запыхавшийся дозорный.
- Они, - машинально поправил его Сольмир.

"Iam lucis orto sidere,
Deum precemur supplices,
Ut in diurnis actibus
Nos servet a nocentibus..."*

- Подтверждение, - доложили ему несколькими часами позже, когда его сопровождение уже перебралось к главному собору. - Алфан Гилану.
- Вернулся, значит? - прошелестел магистр, полируя бархоткой линзу. - Так невежливо ушел с праздника Её Величества, и вот теперь он возвращается... и снова с подарком.
Интересно, в честь какого праздника по эльфийским обычаям полагается преподносить темных единорогов?
Существо шло, не останавливаясь и не скрываясь, как мрачный призрак, неподвластный воле людской, и под его копытами плавилась земля. Мостовые трескались, расходясь огненной паутиной.
Сольмир, глядящий на его приближение в подзорную трубу, восхищенно выдохнул.
Сотканное из огня и мрака, это тёмное чудо, явленное им, соединяло в себе все самое лучшее от лошади и самое волнующее от ночного кошмара. Если бы искры от черных копыт заставили этот город вспыхнуть и сгореть, как куча высохших листьев, он бы только одобрил.
Впрочем, ему было очень интересно, что скажет про существо Регинлейв. В конце концов, лишь она среди них была способна видеть скрытое, лишь ей открывались потайные узоры эрфиса. "Проклятье", сказал про себя Торн, стиснув пальцы на гладких обводах зрительного прибора, "..и когда это так нужно, я не могу."
Следя за приближением зверя, он надолго замолчал, и маги за спиной зашушукались. С самого отбытия из Цитадели виконт выглядел весьма болезненно. Можно было, конечно, списать это на лихорадочную скачку, и на то, что у них почти не осталось времени на отдых, да и то, что Красный Мор не выносит жрецов и все, что к ним относится, тоже не было особой тайной, но все же за эти дни шептались и о каких-то изнурительных опытах, от которых архимагистр его оторвала, и об особенно сильном откате.
Облаченный в чёрное магистр походил на призрак самого себя. Под глазами залегли глубокие круги, он побледнел, спал с лица и вообще сейчас никак не напоминал великого и ужасного карателя Тысячи. Земля Эвергарда, туман Эвергарда, голоса служителей Отца словно высасывали из него жизнь, и маг чувствовал себя почти физически больным.
Может быть, потому он и заметил.
Когда эльф и зверь приблизились к собору, он поставил трубу на парапет и перегнулся на миг через ограду крыши, вглядываясь в движущееся пятно тьмы.
- Вы видите то же, что вижу я? - поинтересовался он, оглянувшись на напряженно молчащий отряд. Кто-то хмыкнул. - Что мы должны видеть?
- Мне кажется, оно испытывает боль, - неожиданно четко выговорил Сольмир. - Это видно в том, как оно двигается.
Еще больше побледнев, Торн беспокойно поскреб корпус трубы, едва уделив внимание тому, как медленно открываются двери храма, выпуская кого-то из своего нутра. Пусть с темным единорогом он столкнулся и в первый раз, но годы опыта не дали бы ошибиться. Чем бы оно ни было, но раненых и испуганных коней маг перевидал достаточно. Кажется, он почти рассмотрел, как существо дрожит.
- Я наблюдал достаточно людей и существ в разных степенях дискомфорта, можете поверить на слово, - чуть покрасневшие губы разошлись в горькой улыбке. Можно было говорить и прямо. Все всё знали.
- Не знаю, зачем он привел это сюда, но это не боевой зверь. Оно не собирается нападать.
Ситуация становилась все более интересной...
Зачем Король-Феникс явился в сердце Церкви без сопровождения, в компании столь пугающего существа, притом, что то сюда явно не стремилось? Глядя на то, как неуверенно тёмное создание перебирает копытами, такое одинокое и неуместное перед громадой собора, Сольмир отчетливо ощутил свое внутреннее сродство с этой горящей бестией.
"Давайте мы с ним сбежим отсюда, я в одну сторону, а существо в другую, а они здесь сами разберутся".
Эльф, первосвященник и Регинлейв Сурт... Он отпустил шипящий смешок. Какая замечательная компания.
Лучше уж это прекрасное чудовище с огненными глазами, чем они. Почему бы им всем дружно не сгореть?
- Все нормально,- произнес он неестественно ровно и сжал руки в перчатках в замок. - Ждем распоряжений. Действуем по плану.
Его личной целью на данный момент было уйти отсюда живым и увести своих людей живыми, и главной угрозой этому были как раз жрецы, а вовсе не эльфийский король, что бы тот ни предпринял.
Не было страха, только тревога и ярость. Не для того существует Тысяча, чтобы вставать щитом между клиром Отца и тем, чего те боятся.
Боятся настолько, что даже не могут говорить, как полагается людям.
В остальном действия зависели от того, что скажет по поводу существа архимагистр - сейчас она была действительно бесценна - а она молча разглядывала зверя, и ничего определенного по её поведению понять было нельзя. Зато Лэнг вел себя вполне предсказуемо.
На мгновение Сольмир даже подумал, что готов согласиться с эльфом, впервые в жизни. Пока что он нервно молчал, прокручивая в уме варианты дальнейшего развития событий - в споре длинноухого и жреца он ни одну сторону поддерживать не мог.
Более того, у него не было и прав участвовать. Лезть вперед архимагистра он почитал неуместным, а вперед Лэнга - тем более, поскольку они были на его территории, а также тот был членом Малого Совета, и это значило, что в случае чего право отдавать приказы Алмазной Тысяче здесь у него.
Здесь город Лэнга, и таков закон. Но, когда все остальные начинают кривляться, как малые дети, кто-то должен вести себя так, как подобает.
Тон, каким отвечал Гилану, пожалуй, поубавил к нему уважения, как и веры его словам. Заявлять, что пришел с миром, но сыпать укорами, каких полно у каждого барда, перемывающего кости Церкви, и ничего не объяснять - отлично, просто отлично. Покровитель эльфов пришел на людские земли, и не важно, с чем пришел, но перед ним архимагистр Цитадели и Первосвященник. Либо король эльфов не в себе, либо... Второй вариант был очевиден, и маг был к нему готов, но все равно это оказалось бы некстати. Еще немного такого, и здесь все закипит и без единорога.
Кстати, о нем...
- Он сюда, что, пришел для того, чтобы препираться? - устало вздохнул Сольмир и поправил шляпу, скрывая в тени сверкнувшую под утренними лучами рыжину.  Усталость, не оставлявшая его со времени выезда в Эвергард, навалилась с новой силой. Раздражение - тоже.
- Ждать здесь, -  его голос стеганул плетью. - Если что, я подаю сигнал. Как условлено. Вы трое - со мной.
Сольмир развернулся так резко, что подвески дернулись в его волосах, только чудом не сорвавшись, и черной молнией метнулся вниз.
Обитые металлом каблуки загрохотали по лестнице.
Защитить Эвергард, не дать его разрушить, так просила Церковь Отца. Не было сказано "стоять в стороне, пока не отдадут приказ атаковать". И что еще делать магам Цитадели, видя перед собой неведомое существо, как не пытаться понять, что это, и откуда оно взялось?
"Я маг, сплетатель узоров, а не бездумный клинок. А вот насчет вас, почтенный Гербер, не знаю..."
Если тот даже не поприветствовал пришельца и не удосужился спросить, в чем же дело, от него можно ждать всего, чего угодно. Не важно, кого эльф привел с собой, пока он не нападал открыто, он оставался владыкой своего народа и заслуживал должного отношения.
Тот, кто слетел лихорадочным вихрем по ступеням подсобного храма, оставался одним из Капитула Алмазной Тысячи, чьим долгом было хранить мир и порядок в Аларии. И Звездочётом Цитадели, чьим призванием было отбирать талантливых магов и находить для них место в системе - и потому он не желал терять свои звёзды здесь из-за чьих-то амбиций и гордыни, и шла ли речь о молодежи, или о старшем поколении, кое-кто из которого на дух не переносил Тысячу и лично его - уже не важно.
Еще одно лицо на площади, залитой лучами рассвета, еще одна монета в копилку этой драмы. Ало-черный, как насосавшийся крови комар, Лэнг, и непоколебимая, как темная статуя, Регинлейв, и Алфан Гилану, окутанный ореолом какого-то странного, почти неестественного пыла, весь купающийся в свете, как в крови, и замершие послушники богов - и тень, выступившая из тени арки в стороне, словно была там всегда. Позади шевелились другие, но из тьмы на площадь показалась лишь одна.
Горели огнем глаза единорога, горела пламенеющая грива на смоляной шерсти.
Горели выбившиеся из-под полей шляпы рыжие локоны, окружающие бледное лицо вышедшего человека.   
Глаза, бесстрастно оглядевшие странных гостей Эвергарда, были темны, как непроглядная ночь.
Человек в чёрном почтительно склонил голову, кивнув стоящим на ступенях храма.
- Должно быть, Его Высокопреосвященство Гербер Лэнг и прочие хранители этого священного места слишком взволнованы происходящим, Король-Феникс... - отчеканил он на выдохе, разрезая своим голосом, как скальпелем, давящее молчание. - ...И их можно понять. Настолько взволнованы, что сочли возможным отставить в сторону правила вежливого обращения. Однако я не могу, - добавил маг уже тише.
- Храм Отца открыт всем, но вы, лорд Гилану, должны понимать, что то, что происходит, мягко говоря, не вполне обычно. Ни к чему раскидывать пустые обвинения, - он вскинул подбородок, самую чуть повысив голос. В отрывистой капели слов сверкало отчетливое беспокойство, не превышающее, впрочем, дозволенного рамками приличия.
Сольмир поджал неудержимо алеющие губы, глядя на замершего вдалеке единорога - пылающего, потерянного. И чуть повел рукой, жестом обводя площадь, все еще не отрывая взгляда от фигуры Короля-Феникса.
- Маги Великой Цитадели находятся здесь для защиты этого города, поскольку это существо очевидно представляет угрозу. Если оно, по вашим словам, нуждается в помощи, не вы ли должны открыть, что заставило вас искать её здесь? Если вы пришли не с угрозой, и намерения ваши чисты, в чем я не сомневаюсь, - уточнил он совершенно нейтрально, - почему бы не объяснить служителям Отца и всем нам, что происходит?
Прищурившись, он выжидательно глянул на далекий силуэт Регинлейв на ступенях, и склонил голову, будто готовясь вновь отступить в тень.
Хотя и не сильно верил в то, что все кончится мирно и чинно, но, если они даже не будут пытаться, королевству осталось недолго.
Они, наследники воли Гилдримма Хаарина и хозяева его Цитадели, не должны поступать иначе.

Отредактировано Алый Сольмир (2012-07-21 01:56:30)