7.10.1054
Стоило нагнуться еще ниже, и можно было тронуть носом гладь воды – что он и сделал, растревожив поверхность этого небольшого озерца. Тихонько фыркнув, Бриак повернул морду и уставился на свой желтый глаз в отражении.
Гадство, думал дракон, гадство, гадство, гадство…
Сколько на воду не смотри, а спокойней все равно не станешь. Еще раз яростно фыркнув, Бриак стукнул по озеру лапой, распугав местную форель и расплескав тучу брызг. Да, дракон пребывал в легком бешенстве. На то был ряд причин: во-первых, он дракон. И это, пожалуй, самое главное  – скверный характер, так сказать, в нутре. Во-вторых, Бриак утомился долгим перелетом, который, судя по всему, оказался абсолютно бесполезен – а это уже третья причина его столь нерадужного настроения.
Лишь одно могло заставить черного дракона сорваться с насиженного места и припереться в такую даль – черная драконья жадность. Тот умалишенный, что решил ограбить его сокровищницу, как минимум, не жилец. Но в том-то и загвоздка: этот нежилец - хитрый сукин сын, умудрился мало того что слинять от праведного гнева, так еще хорошенько запутать все следы. Бриак потерял его уже где-то в людских землях.
Возможно, дроу и считают «темным» народом, но их светлые сородочи, кажется, вполне могут составить им конкуренцию. Вор точно являлся чистеньким светлым эльфом, поэтому дракон и прилетел сюда в слабой надежде отыскать мерзавца. Вряд ли, конечно, получится найти иголку в стоге сена, но Бриаку просто надо было куда-то девать свой гнев.
«Надо куда-то девать…» - раздумывал дракон, сидя на берегу озера в эльфийской роще.
Улетать обратно ни с чем? Чушь. А вот повеселиться  - почему бы и нет? Дракон фыркнул, на этот раз более оптимистично и словно бы в предвкушении праздника, вспорхнул вверх, оттолкнувшись от земли одним сильным движением. Оказавшись над кронами могучих деревьев, Бриак что есть мочи изрыгнул первый сгусток пламени прямо на зеленые листочки. А то как-то грустно и сыро в этой рощице, надо бы добавить капельку тепла и уюта.

Гори, святая роща, гори, черт бы тебя подрал! Дракон вытянул шею вниз, летая туда-сюда и рассматривая плоды своих стараний.
- Хорошо горит древесина, знатно, - довольно бормотал Бриак, подлетая к деревьям и усиленно работая крыльями, чтобы раздуть огонь еще сильнее.
«О боги, какой я сердитый, какой я восхитительно злобный и кровожадный!» Умей дракон хихикать, хихикнул бы, а так просто в очередной раз полунасмешливо фыркнул на большую пихту, та даже покачнулась в сторону соседнего дерева, и сине-зеленые иголки сразу же вспыхнули. Облака смрада и дыма раскрасили скучную голубизну неба. Но Бриак все равно был недоволен – нет, не так, неправильно, плохо, очень плохо, отвратительно! Отвратительно горят эти поганые эльфийские листья.  В каком-то странном порыве дракон взметнулся вверх под самое солнце, превратившись на время в маленькую злобную точку на небе, а потом резко спикировал вниз, выдыхая кроваво-красный огонь на несчастный лес.
Ничто не устоит перед лавиной драконьего огня. Из него родился этот мир, в нем он и погибнет. Бриак краем глаза заметил, как в страхе разбегаются зверюшки, как рычат волки и ревут медведи, мысленно ухмыльнулся и, чуть снизившись, поджарил пару мохнатых хвостов.
- Прочь отсюда! – пробасил дракон, рухнув на землю всей своей объемной тушей.
И даже наблюдая за бегством божьих тварей, Бриак был недоволен. Он тяжело дышал, презрительно уставившись на пожелтевшую и покрасневшую рощу, а внутри все еще кипел гнев. И чем больше пылало все вокруг, тем сильнее он становился. Наконец дракон вновь взлетел, издав громкий пронзительный рык, который наверняка оглушил и мертвых.  Огонь, как и вода, не принесли облегчения, пусть даже призрачного. Бриак понятия не имел, что бы или кого бы еще поджечь, дабы прекратить эти странные душевные муки, поэтому просто продолжил свое беспощадное занятие.

Отредактировано Бриак (2012-03-14 19:52:08)

"Я знаю, как тебе больно, я вижу твои жалобные протяжные завывания, слышу стоны, чую муки каждой черной чешуйкой. Да, боль – это мера вещей, а твой беспомощный гнев питает мое величие"
Всегда божественная в своем безмолвии, сегодня роща превратилась в жерло непрекращаемой агонии. Ядовито-желтые глаза дракона отражали пляску жаркого пламени; застыв в воздухе, Бриак смотрел на горящий лес и в тихой ярости раздувал ноздри. Темная завеса, окутавшая безумием его разум, начала постепенно спадать, слой за слоем, только вот необходимого просветления все равно не наступало. Напротив, внутри еще сильнее стала ощущаться пустота, будто собственная огненная струя распорола брюхо и оставила там огромную зияющую дыру.
Внезапный порыв ветра, шум и треск неба заставили Бриака отвлечься, оглянуться, и в этот момент солнце застелила тень. Режущий слух крик птицы оглушил дракона, а цепкие лапы с острыми когтями впились в толстую кожу. Дракон взвыл. Орел распарывал ему крылья - ослепленный неожиданно атакой, Бриак кричал, пытался вырваться, улететь, скинуть с себя врага, но гнев и внезапная боль лишали силы, сосредоточенности.
С неба полилась черная кровь, а костер из исполинских деревьев принимал в себя каплю за каплей, с тихим шипением разгораясь ярче, питаясь гневом Великих. Дракон наконец смог задеть птицу большим шипом своего длинного хвоста и заставить ее оторваться. Мгновения хватило, чтобы развернуться и выплюнуть пламя прямо в орлиную морду. "Получай, пернатый". Рычание озлобленных зверей доносилось до чуткого уха, треск умирающих деревьев был слышен отовсюду. Бриак, раненный, но ухмыляющийся своими безумными глазами, вновь отвернулся от врага, словно забыв о его существовании, и орасил рощу очередным огненным залпом. Глотку уже буквально разрывало на части от столь частого огненного дыхания, еще чуть-чуть, и дракон, обессиленный, кубарем скатится с неба.

Выливая огонь на несчастную рощу, Бриак мало задумывался о чудовищных последствиях, которые, о всемилостивые боги, возникнут очень скоро. Да вот уже возникли: разъяренный орел, кажется, вовсе не собирался оставлять попыток достать сердце дракона, наоборот, с удвоенной яростью готовился к очередной атаке. Бриака мало заботили все эти птичьи потуги прикончить нарушителя спокойствия, Бриака вообще мало что волновало, кроме гнева внутри. А тот ведь раздирал всё нутро, словно в его брюхе гном решил взорвать шахту.
Дракон врезался в верхушку дерева, зацепился когтистыми крыльями за мелкие ветви, потерялся на миг, а когда наконец отцепился от приставучего дуба, орел уже вновь резал чешуйки своими лапами. Бриак рыкнул недовольно, отталкивался крыльями как мог, но силы были на исходе - все-таки палить древнюю рощу такое утомительное занятие - поэтому, схлестнувшись друг с другом, чешуйчатый и пернатый кубарем покатились вниз, сминая на своем пути и огонь, и деревья, и мелких зверюшек, и зверюшек побольше и всех, кому в этот день не повезло.
Дерущиеся рухнули, предварительно пропахав собой на земле небольшой тракт. Бриак умудрился пригвоздить орлана к траве, поэтому падение было смягчено мягким телом врага. Дракон вскинул голову к небу и сердито взревел. Продолжать бой с птицей не было ни сил, ни желания. Поджечь лес одно, намеренно убивать - совсем другое. Ага, а то, что при поджигании леса половина мирных сказочных и не очень существ благополучно сдохнет, речь, значит, не идет? Первая более-менее разумная мысль посетила голову Бриака. Он, можно сказать, одумался. Переводя дыхание, дракон хмуро смотрел в глаза орлу несколько коротких мгновений, показавшихся вечностью, затем буркнул:
- Нет,- и тут же отошел в сторону слегка шатающейся походкой. Уже давно забыл, зачем, как, когда и почему оказался здесь, - Нет, нет, нет...- словно разум затуманился.
На когтях, на лапах было кровь. В роще стояла невероятная жара от дыма и огня. Если он сейчас не поднимется, не взлетит, то либо орлан убьет дракона, либо дракон утопиться в озере.

Странное чувство - словно падаешь громадным тяжелым камнем вниз, разбиваешься и...снова падаешь. Дракон почти ничего не видел, скорее ощущал последней искоркой сознания, как менялась окружающая действительность. Орел не напал на него, орла больше не было, Бриак успел удивиться, повернуть рогатую голову, но янтарные глаза встретили лишь тени, которые заполонили умирающий в огненных муках лес. Лес умирал с ненавистью, с невероятным гневом осыпая дракона проклятиями, но теперь Бриак не успел ничего почувствовать - пелена мрака накрыла его с головой.
Очнулся рогатый с непривычной пустотой внутри. Тени исчезли словно игры больного разума. Дракон с хмурым взором оглядел горящие деревья, понимая прекрасно, кто все это сотворил, но не понимая, зачем. Он пошевелился, ощупал лапы, хвост, опробовал крылья, а через секунду медленно и неуверенно взлете ввысь, не желая больше ставаться в этой чертовой роще ни мгновения.

------> куда-то

----------Эльфийская тропа.
Словно маяк за темными ветвями деревьев сияет рог, причудливо переливается и манит за собой, как призрачный свет, дающий кораблям надежду. И звезды освещают путь, облака рассеялись на какое-то время, давая маленьким спутникам всех странников, путешествующих в ночи, такую же надежду как кораблям свет маяка. Красиво, бесспорно очень красиво, волшебно. И так здорово следовать за мерцающей за деревьями сказкой. Только вот Йонни не особо и рад был бежать следом за лесной красавицей, крепко прижимая к боку посох, и стараясь не цепляться за ветки, все так же коварно попадающиеся на пути. С этим полегче было – кое-как приноровился, и если что, когда чувствовал уже что все, падения не миновать, посох упирался в землю и получалось ловко перепрыгивать через препятствия. Падать больше не хотелось. Итак извалялся весь. Ничего страшного естественно, земля это вообще прекрасно, но хорошего мало. Единорог шла гораздо медленней, но все равно, чтоб догнать, это надо было самую малость постараться. Вот Йонни изо всех сил и старался, с прищуром посматривая на то, как за кустами ежевики сияет рог. Чертовски красиво, особенно когда все в свете звезд и крохотные далекие светила сияют, словно драгоценные каменья. Но сказать по-правде, юный друид сыт по горло был подобной красотой. И не сказать ведь, что не ценитель прекрасного. Наоборот, очень любил все красивое, до дрожи прям. Но не тогда, когда ужасно хочется сожрать кого-нибудь и целый день на ногах, словно бродячий пес. Нет, Йонни больше всего на свете ненавидел жаловаться и старательно прикидывался бодрым до последнего. А до последнего естественно далеко. Так что знай, беги, вслед за призрачным светом да смотри под ноги изредка. Нет, лучше бы почаще, а то вот только что едва в кроличью нору пяткой не угодил. А там дальше дело простое – хрясь, и ступня пополам, а прыгать потом на одной ноге не очень-то. Хорошего мало короче. «Красивое у тебя имя милая, очень красивое… Волшебное, певучее. Прям как ты сама. Ну а как иначе? У вас у всех наверняка очень красивые имена. Такие же чистые, как и помыслы. Похожие на звон колокольчиков в ясный летний полдень.» Отстраненные мысли помогали забыться. Посматривая вперед, Йонни не сразу понял, что именно не так. Земля молчала. Он бы непременно услышал, так как касался босыми ступнями каждого листика, росточка спрятанного под осенним покровом, пожухлой травинки, серого ягеля. «Интересно, откуда здесь ягель? Вроде и не место, а есть немного, растет все равно.» Земля молчала. Словно бы онемела от ужаса. Только запах гари принес с собой западный ветер, и буквально волосы зашевелились на голове, когда вместе с ветром пахнуло великим ужасом.
  Широко распахнув глаза, Йонни остановился вслед за золотой. И коротко размахнувшись, воткнул в землю посох, тут же крепко обнимая обеими руками и склонив голову, шепча тихие слова. Они не были похожи на людской язык, не были разборчивы и понятны. То ли от того, что слишком тихо говорил, то ли от того, что взывал к высшей силе дающей жизнь всему живому. Несомненно, нет силы высшей, чем лесная земля. Где-то совсем недалеко алело зарево пожара. С громкими стонами умирали молодые деревья, скукоживались разноцветные листья, горела сама земля. Стаи насмерть перепуганных птиц кружились над лесом, звери пытались спастись бегством, но не все успевали и падали рядом с деревьями. Чудовищная боль, а огонь все свирепствовал и свирепствовал, и все ему было мало.
  Он сам не заметил, как оказался на коленях, все так же крепко обнимая посох. Трясло друида, словно в лихорадке, по бледным впалым щекам сами собой катились слезы. Он чувствовал боль каждой клеточкой тела и был вне себя от великого горя. И сложно было подняться, еще сложней вытащить из земли посох и, пошатываясь, подойти к единорогу, осторожно взять за гриву, да потянуть за собой.
-Мы должны уходить. Вскоре огонь будет и здесь. Понимаешь милая, я один не в силе совладать с ним… Слишком разбушевался, слишком разошелся, слишком ему нравится убивать. Пойдем. - гораздо тверже произнес Йонни и уверенно обнял золотую шею, пытаясь успокоить.
Хотя бы немного успокоить… И стараясь успокоиться самому, чтобы вселить в душу лесному дитя хоть какую-то уверенность. Нет ничего страшнее, чем пожар. И будь проклято то создание, посмевшее коснуться святого. А вот и земля будто бы ожила и словно загнанный раненый зверь обрушила на сознание всю боль утраты. Надо быть сильным, надо не поддаваться, а просто слушать про то, как бельчата не поспели за матерью, как погиб огромный дуб много веков стоявший в роще. Его очень любили птицы и без опаски вили гнезда в широкой кроне. А старик, так много повидавший на своем веку, рассказывал птенцам сказки. От рыжей бестии лисицы остался один обгорелый хвост. Она очень любила гонять зайцев, полевок и прочую мелкую живность. Шебутной, наглой была, и вот тоже пропала в огне. Много чего еще нашептывала земля, и все Йонни выслушивал, изо всех сил пытаясь не принимать близко к сердцу. Но слишком тяжело. Так и остался стоять будто потерянный, потрясенный до глубины души. В одной руке держа гриву, другой обнимая золотистую шелковую шею. И позабыл куда шел, о том, что уходить надо. Перед ничего невидящими глазами пылало алое зарево, трещали, лопались ветки, падали деревья так много веком прожившие в роще. Обугленные скелетики зверей, птиц, и за каждым своя история. Земля щедро делилась этими историями, нисколько не щадя сознание готовое выслушать все до конца.

«When your sorrows have a name»
Что-то твердою рукою вело тебя вперед.
Отчаяние в душе было горьким. Но ты не понимал, почему оно так жестоко тебя сжимало своими грубыми объятиями. Ты хотел их оттолкнуть, но почему-то куда-то уходили все силы. Ничего не оставалось… только отчаяние и боль. Он исчез, не сказав ни слова. И это в одну секунду заставило тебя широко раскрыть глаза и закричать… закричать, что было сил. Ты помнил, как заваливался на бок, от потери связи, как все твои мышцы в одну секунду приходили в движение. Ты задыхался, чувствуя только страх. Куда же ты исчез, Повелитель?.. И когда припадок проходил, ты взирал на мир пустым и блеклым взглядом, словно часть тебя отрезали безжалостно и так неумело.
Тебя спрашивали, что случилось, почему Феникс кричал, словно умирал в агонии. Но ты ничего не отвечал, не мог ответить… потому что страх владел тобой в тот момент. А еще ты понимал, что он тебя больше не отпустит, пока ты не вступишь на родную землю, пока не увидишь родных. И где-то на задворках сознания мелькала мысль – так ли это будет?.. Ты с удвоенной силой верил, хотел верить в то, что ничего не случилось. Но он не отвечал!.. Поэтому червь беспокойства все сильней и сильней впивался в твою плоть. Ты сжимал руки в кулаки, чтоб не показать дрожи длинных пальцев или того какие они следы оставляют на ладонях.
Забудь, забудь, все хорошо!..
И, наконец, когда все должно было успокоиться, пред твоими глазами раскидывается картина… ужаса и того, что не хотел. Глаза твои широко раскроются, их омут станет прозрачен, в нем только метанье и осознание. Все было разрушено! Все было мертво! Ты не чувствовал того, что обычно бывает при возвращении домой. Словно тебя никто не обнимал, словно тебя никто не приветствовал… Все было погружено в тишину, но этой тишины никому не пожелаешь, ибо в ней не было спасанья, только страх… и смерть. Ты, как многие другие светлые эльфы, замираешь, потому что не веришь, потому что чувствуешь чужую боль. Сколько ей еще продолжаться, скольким её еще нужно разделить меж собой, чтоб она стала чуть меньше? Ты хрипло выдыхаешь… хватаешься за шею. Понимаешь, что задыхаешься и кричишь…
- АААААААААААААААААААААААААААА!!!
Но только крик твой будет где-то внутри… там где Феникс вновь обливался кровавыми слезами. Умирал, рассыпаясь черным пеплом. Ты чувствовал, что сейчас, в этот момент, когда пред твоими глазами была картина… Святыни, умирал, но не спокойной смертью, а той, самой ужасной, которую не пожелаешь даже и врагу. Твою грудную клетку, словно лезвием, разрывало надвое, обнажая бледные кости в кровавом одеянии. Ты терял чувствительность и чувство реальности. Ты… оказался в своем мире, в котором была только Тьма. Ты ничего не видел, ты ощущал только утрату, которую уже больше ничто не восполнит. Ты умирал, как умирала Барселийская Роща. Уже ничто не имело смысла, только потеря была важна. Стук сердца – совсем бешенный, тело не выдерживало, впервые, его ритм. И вдруг…
Нет, нет, нет!..
Отчаянным криком в пустоте твоей души раздается твой же голос. Он был страшен. Ты вздрагиваешь, фокусируя свой взгляд на том, что было рядом. Дыхание было, как всегда, хриплым. Вокруг уже собирались члены Девятки, на их лицах было беспокойство, словно они увидели что-то ужасное, что растревожило их души. Но вдруг ты понимаешь, что они видели тебя – твое лицо было лицом чужой боли. Тебя чуть ли не тошнило, ты чувствовал, как тошнота подбиралась к твоему горлу. Но только сглатываешь, только мотаешь головой, не давая никому прикоснуться к себе. Ты больше не имел смысла, ничто больше не имело смысла!..
Они будут уничтожены!
- ТИХО!
В едином порыве твой голос и злой ветер сливаются, чтоб родить поистине величественное звучание. Твой голос… он не был тих, он впервые за долгое время звучит в полную свою силу. В нем не было мягкости, только ярость бушующего пожара где-то на горизонте. А твой взгляд… он был темнее самой темной ночи, ибо в нем были эмоции – которые ты когда-то мог назвать постыдными. Но именно они давали тебе силы двигаться, и не плакать… Слезы можно будет пролить и позже, когда лунная ночь вступит в свои права, и можно будет дать волю слабости. Сейчас… ты должен быть Королем-Фениксом, сейчас ты должен стать опорой для своего народа. О себе… ты позаботишься потом. Пока у тебя есть те, кто сможет тебя оградить, и удержать твою руку в своих мягких ладонях. Пока есть те… кого ты любил.
- Мне нужно все знать! Как это произошло, нашли ли виновных... Какая часть Рощи уже уничтожена и ее нельзя спасти. Не стойте, как вкопанные, своим отчаяньем вы никому не поможете! Наша Святыня продолжает умирать!
Голос все набирал силы, а в глазах все продолжало светить яростное пламя, которое уже можно было почти именовать «безумным». Ты заставлял себя двигаться, чрез силу, и все потому что Феникс в тебе умер… безвозвратно, ты больше его не чувствовал. Но только на те секунды своего отчаянья, когда, секунды назад подался ужасу того, что случилось. Но Феникс в тебе был, и он вновь переродился, еще сильней, еще ярче! Ты чувствовал его дыхание за своей спиной, видел, как он оглядывает Рощу своим ярким взглядом. Он был тобой, и это видели многие.
Ты не будешь следовать чужой боли. Ты выберешь свою.

Отредактировано Алфан Гилану (2012-03-27 04:47:32)

«Ты же сгоришь там, глупая! Погибнешь… Погибнешь! Этой алой твари все равно кого есть… Оно ненасытно, оно не будет разбирать. Схватит за тонкие ноги, утащит в жаркие объятия и все… Все закончится для тебя милая. Страшный конец сказки… Нет, так не бывает. Сказки никогда не заканчиваются подобным ужасом. Да замолчи, наконец! Ну, пожалуйста, замолчи…» Последнее предназначалось тому, что упорно захватывало сознание целиком. Сбивчивые мысли оказались с трудом осознанными, отдаленными, слишком странными, и совсем ненастоящими. Безучастным взором посматривая вслед единорогу с маленькой девочкой на спине, Йонни пытался думать. Но только и мог, что выдавить какие-то жалкие, глупые мыслишки, не имеющие ничего общего с масштабами происходящего. Там впереди действительно бушевал всеядный монстр, и ему было без разницы кого грызть. Кого ломать, кусать и набирать потом все большую и большую силу. С огнем всегда так…Он вечно голоден и ненасытен. Дитя леса шла  на верную гибель, унося с собой еще одну маленькую жизнь. Интересно, а в чем был виновен этот ребенок, так доверчиво прижимающийся к золотой шеи, касающийся маленькими пальчиками шелковой гривы. Девочка безоговорочно доверяла олицетворению света, и действительно, готова пожертвовать своей жизнью, лишь бы только находиться рядом. Как и сама тонконогая красавица. Словно жертвенный барашек, полностью покоряясь судьбе, и готовая сгореть в пламени, ради чего-то, что никак не мог понять Йонни. Он действительно сейчас очень мало что понимал. Чудовищная боль утраты, нашептываемая землей, лесом, заставляла задыхаться и все больше переживать каждую частичку горя такой огромной трагедии. Роща продолжала гореть, и чтоб спасти ее, необходимо приложить чудовищные усилия. А Йонни только и мог, что опустившись на колени, крепко сжимать в руках посох и слушать, слушать, да ничего невидящим взором посматривать вслед частички самого чистого на свете волшебства. Едкий дым уже успел добраться до высоких деревьев, запутаться в верхушках, и сизым маревом спуститься на землю. А он все слушал и слушал страшные повествования, видел, как погибает то, что было так дорого сердцу, и медленно сходил с ума. Или же только казалось…Кто знает.
И понятия не имел, сколько провел времени в состоянии полного оцепенения, нашептывая какие-то странные слова и изредка пытаясь успокоить лесную землю. Но боль утраты была слишком сильна, и земля продолжала нашептывать про свое огромное горе единственному, кто готов был выслушать все до конца. Неважно сколько бы ушло на это времени… Хоть целые века. Мелкие тонкие лианы незаметно оплели ноги, цепкие пальцы  погрузились в изумрудный мох. А Йонни ничего не замечал, и замечать сейчас не хотел. И не заметил бы, если прямо под боком кто-то с грохотом перепрыгнул через поваленное дерево, врезался в густой кустарник, запутываясь в переплетении ветвей и с диким ржанием начал биться, застревая еще сильнее.
В глазах огромного черного жеребца отражался серый свет предрассветного часа. Небо постепенно начало светлеть, и звезды померкли, готовые вскоре уступить место лучам утреннего солнца. Или же небо будет затянуто тучами, неважно. Солнце все равно взойдет над миром, как было вчера и как обязательно будет завтра. Сильное животное с подпаленным хвостом, и серым пеплом на холеной атласной шкуре, продолжало вырываться из цепкого плена, прикладывая для этого все усилия. Порванный повод болтался в районе широкой груди, оборванное стремя наверняка осталось на сапоге хозяина. Кто знает, каким чудом конь смог прорваться через горящий лес, да и был ли там вообще… Вздрагивая, словно от сильных ударов, Йонни сфокусировал взгляд на черном монстре – а именно монстром жеребец показался в самом начале, и заставил себя подняться. « О Великие Боги…Они же погибнут! По моей вине! А я, преисподняя все раздери, даже пальцем не шелохнул, чтоб спасти! А поклялся защищать! Ишь уши распустил, придурок! Совсем ум отшибло!» Кляня себя на чем свет стоит и, шипя сквозь зубы тихие ругательства, друид поклонился земле, крепко сжал в правой руке посох и подошел к застрявшему в кустах животному. Озарив человека диким, перепуганным взглядом, жеребец ощерил крупные зубы и прижал уши к голове, тут же высоко вскидывая морду, когда рука потянулась к широкой кожаной узде с металлическими заклепками. Зверь пытался казаться огромным и страшным, зверь боялся того, что никак не может выпутаться, а еще больше боялся дыма, огня, который вскоре должен был быть здесь. Чувствительный слух улавливал, как трещат вдалеке деревья, и от этих зловещих звуков храброе сердце уходило куда-то в пятки. Точнее в копыта… Четыре крепких, как и хвост, опаленных копыта, беспокойно переступали, грозя вот-вот раздавить человеку ногу. Но Йонни нисколько не боялся и не замечал подобной угрозы. Решение на ум приходило быстро. Ухватившись обеими руками за порванный повод, он с силой потянул назад и, не смотря на то, как жеребец упирался, смог вывести из буйных зарослей.
-Вот так… А теперь, звереныш, Йонни будет для тебя самым главным богом. Так надо. Так сейчас надо…
Завязав порванное место крепким узлом, он быстро перекинул повод через шею и, не взирая на то, как беспокойно косится жеребец, ухватился за гриву, да подтянувшись, оказался в седле. На лошади приходилось ездить в далеком детстве. Тогда с ребятами вовсю рассекали по окрестностям на полудиких низкорослых лошадках. Обладающих буйным нравом, быстрых, словно ветер и кусачих как степные волки. Главное удержаться, а остальное неважно. Главное удержаться… Крепко перехватив в руке посох, Йонни сердито гаркнул и со всей силы сжал ногами крутые бока. Нет, он бы никогда не посмел так обращаться с живым созданием, не будь на то великая необходимость. Настолько великая, что все остальное меркло, тонуло в предрассветной дымке. «Только бы успеть…» Словно стрела, выпущенная из лука, вороной жеребец помчался вперед, к зареву пожара. Отчего-то человек показался намного более страшным чем огонь… И нет, он не давал никакой гарантии на жизнь. Йонни понятия не имел, удастся ли выбраться из всего живым. И нисколько не хотел думать сейчас о подобном. Отведя руку с посохом немного в сторону, другой крепко вцепившись в узел повода, он прижался к вытянутой шеи и прикрыл глаза, вновь нашептывая какие-то тихие слова. Смотреть вперед было вовсе необязательно. Земля, которой касались копыта, прекрасно знала дорогу, а искалеченный лес подсказывал направление.
  Треск веток, гул пламени, а где-то впереди мерцает сияние острого рога. Там, за горящими деревьями, которые проносятся так стремительно, что Йонни даже толком рассмотреть не успевает. Огонь, что стелиться по земле, быстро оказывается присыпанным. Маленькие черно-песочные фонтаны – смотря какая почва, сопровождают путь, и он уже сам с ног до головы обсыпан землей. Жеребец хрипит, тяжело дышит, фыркает, беспокойно стрижет ушами, но сбавить хода не смеет. Если остановиться, то все – так диктует разум. Там диктует горящий лес… Только вперед, на всей скорости, оглядываться назад нельзя.
  Они вскоре догоняют единорога. И Йонни наконец может вздохнуть немного свободней, кашляя, отплевывая землю, продолжая орудовать посохом и заставляя почву выворачиваться наизнанку, чтобы хоть как-то утихомирить огонь. Сейчас бы дождь… Так не хватает дождя. Но, увы, а призвать дождь не в силах.

Отредактировано Йонни (2012-03-29 00:30:48)

В голове творился настоящий хаос. Едва только появлялась хотя бы одна мысль, за которую Лё непременно бы зацепилась, как тут же она исчезала, смываемая потоком следующих, точно галька океанской волной. Но одно отчаянное утверждение прочно закрепилось в голове – «если погибать – то на родине». Жаль, наверное, что это было так. Белаэрн просто не понимала, что может произойти, устремись она прямо в открытое пламя. Не понимала и не хотела понимать. Все, что она сейчас видела перед собой – пламя, яркий всепожирающий огонь, вечно казавшийся чем-то слишком далеким от этого мира, чтобы добраться до него. Этого и не должно было случиться. Тогда откуда взялся этот росток сомнения, пускающий корни в сознание и не дающий спокойно думать? Откуда взялась эта паническая неуверенность во всем?
Сейчас огонь не мог достать ее. Она была слишком далеко. Но стоять и смотреть Лё не собиралась. Нужно было что-то делать, куда-то бежать…звать на помощь, в конце концов! Но какое существо в этом мире будет стоять и смотреть, как погибает его дом? Золотая чувствовала, какое потрясение испытывает и сама Роща. Не то, чтобы чувствовала…Далекие отголоски неосторожно касались разума, словно кто-то наносил удары ножом с завязанными глазами. Не было ничего, что могло бы помешать золотистым глазам единорога смотреть лишь вперед. Ориентируясь целиком и полностью на лес. На то, как он проведет свое детище к нужному месту. Ноги сами несли ее туда, куда должны были принести. В этом мире некоторые вещи происходят сумбурно, неожиданно. Но некоторые обладают способностью самоопределяться. Наверное, для тех, кто не верит в фатализм, это кажется совершенно невозможным…Но Лё верила. И поэтому единорог практически не смотрел себе под ноги, а лишь бежал, бежал, бежал. Конечно, какой-то отдел мозга напоминал о том, что она не одна. На спине ее, ухватившись за золотистую гриву, устроилась малышка Тика. Но она была настолько легкой и невесомой, что Золотая и вовсе не чувствовала ее. На один момент, когда паника достигла наивысшей точки, Лё даже забыла о том, что в такой опасной близости к ней находится существо, бросить которое она просто не может. Да и не смогла бы – будь на то ее воля. Но чувства играли свою игру. Требовали чего-то большего. Нельзя было позволять себе отвлекаться. Как и нельзя было забывать о том, что существует и иная реальность. Реальность, с которой Севилтреин сама себя связала. Святая обязанность Света – защищать то, что не может защитить себя само. Или не понимает, что делает, по какому пути идет. Она обещала защитить ее, свою маленькую saalitraah…Значит, так оно и будет. Или судьба любезно предоставить всепожирающее пламя на следующем повороте? Кто знает.
То, что предстало глазам, оказалось намного хуже ненасытного огня.
Не успела.
Они держались до последнего. Плечом к плечу стояли Они, гордые создания Света. Защищая свою родину, не боясь никакого пламени. Никого и ничего. Словно…не видя.
Глаза уже застилала мгла. Сильвер не могла видеть ничего, кроме обугленных…тел. Тела…Это было слишком оскорбительно для Них. Ее не было рядом с Ними тогда, когда она нужна была. От этого в сознании пробудилась та же отвратительная нота, порожденная лишь этим ужасным словом – ответственность. Свет несет ответственность за тех, кого должен и может защищать. Она не смогла.
Она вновь проиграла.
- Нет, нет, нет… - она замотала головой, будто отказываясь верить собственным глазам. Зажмурясь, словно пытаясь вернуть запыленным золотистым глазам былое зрение, блеск, Золотая вновь обратила взор под ноги, вперед.
Сердце бешено колотилось о ребра, словно пытаясь выпрыгнуть наружу, к собратьям. Замереть возле них. Боль в груди с каждой секундой усиливалась и, кажется, прекращаться вовсе не собиралась. На глаза наворачивались слезы. Самые настоящие слезы. Лё когда-то обещала самой себе, что никто и никогда больше не увидит ее слез. Слез золотого единорога. Возможно, последнего оставшегося на этой земле.
Но она ошиблась. Вновь.
- Нет…Нет… - она все еще не желала верить глазам. В ушах стоял гул, а затем мягкими волнами, упраздняя фоновый шум, стал накатывать пульс.
На какое-то мгновение сердце…Сердце, пережившее все, что не пережило бы другое сердце, казалось, остановилось. Пульса не стало слышно. Он словно потерялся в бесконечном лабиринте сознания этого создания. Создания, которого судьба лишила практически всего.
- Нет…- голос совсем стих. Будто бы она не желала, чтобы кто-то ее услышал.
Но тот, кто мог – услышал. Кто хотел – услышал.
Зола билась под ее копытами, словно ядовитая змея в лапах неосторожного хищника. Темно-серая пыль вздымалась до самых ноздрей, заставляя то опускать, то поднимать голову и временами чихать, кашлять. И с хрипом произносить какие-то слова, очередные отголоски прошлого. Словно на собственных копытах могла Золотая выразить все те противоречивые чувства, которые вот уже несколько мгновений, шагов, длинною в жизнь, терзают душу единорога. Душа…Они, наверное, никогда не узнают о ней. И она ничего не знала о Них.
В отчаянии Севилтреин упала наземь, словно что-то тяжелое ударило ее прямо в грудь. Покачнувшись назад да так, что Тика едва не слетела со спины ее, Лё испустила протяжный выдох, перемешавшийся с хрипом, и закрыла глаза, безвольно уронив голову на обгоревшую землю. Рог погас, последней вспышкой дав знать о том, где находится последний выживший единорог. Надолго ли? Сможет ли жить она, зная, что снова не успела? Снова. Это слово будет долго отдаваться ядом в сознании, не давая спокойно мыслить. Сколько уже преследует оно единорога? Век? Два? Всю жизнь?..
Жизнь потеряна. Зачем жить теперь, если знаешь, что никого, подобного тебе, не осталось на твоей родине. Что не с кем будет разделить все то, что когда-то делил. Когда-то давным-давно…Это похоже на начало истории, многие из которых рассказывала в детстве Крессида. Ее не поглотил пожар. Единственная радость была лишь в том, что она, Крессида, мать, сейчас в безопасности, где-то далеко от всего этого кошмара. Возможно, она даже не ведает о том, что происходит. А возможно…Звезды видят все. Луфт тоже далеко, но вот Эшш…
Эшш могла быть среди Них. Золотистый глаз открылся, рассматривая обугленные тела сородичей. Но тут же закрылся. Этот ужас…Она не желала более видеть его. Но встать и уйти просто так Севилтреин не могла. Это было бы осквернением памяти.
«Ты правильно говорил. Мы – Потерянные. И мы никогда уже не вернемся в этот мир. Он сам вернул нас туда, где нам самое место. Туда, где нас никто не тронет».
И предопределение есть в жизни. Кто-то…Кому-то угодно было сделать так. Так, и никак иначе. Кто-то распорядился всем тем, что было дорого, что не должно было уйти. Но ушло. По чьей-то воле совершается все это. Пепел взвился тонкой струйкой, оседая на золотистую шерсть золотого единорога. Словно прощальное эхо где-то вдалеке жалостно скрипнуло дерево. Природа угасала. Быстро потерявшись, она не была окончательно мертва. Но теперь пришел час. Ее час.
Тьма приходит и уходит…

«Нет».
Невыносимая горечь. В обычные дни разум и душа ее, лежащей сейчас посреди пепла, не смогли бы стерпеть этой муки, просто-напросто разорвавшись, расколовшись на две чаши. В одной была Севилтреин. Та Свелтреин, которая готова была сделать шаг навстречу пламени.
«Лучше бы я дала огню убить себя. Бежала бы дальше, не останавливаясь.  Возможно, я умерла бы, не зная о том, что и все остальные погибли.»
На один какой-то случайный момент Лё показалось, что она слышит чей-то голос. И это действительно было так.
Золотистый глаз раскрылся, и обессиленный взгляд наткнулся на земляную насыпь. Это сделал маг – Белаэрн знала заранее. И это был его голос. Успокаивающий. Призывающий остаться там, где ей нужно было оставаться.
Но как?
Как могла она, Севилтреин, возможно последняя в своем роде, остаться там, откуда гонит ее ненавистный страх? Но этот страх уже воплотился. Поздно было гнать от себя то, во что отказывался верить столетиями. Его нельзя вернуть, но можно поверить в него. И тогда уже он, уцепившись за тебя, словно пиявка, жаждущая крови, не отпустит тебя.
Как и многие страхи не отпускали ее. Она научилась жить с ними, принимать их как должное, как очередное испытание жизни, очередную подножку этой хитроумной и часто недоброй госпожи. Но правильно ли она поступала, держа их в отдалении, как держать на привязи особо злых цепных псов? Правильно ли делала, что ежедневно напоминала себе о том, что страх – есть, что он реален до невероятности, до слез. Что он – часть ее, неотъемлемая часть. Если резко вытащить один куб из-под другого – что получится? Верно, выйдет настоящий хаос, настоящий кошмар и разочарование для того, кто собирал эту мозаику. Главное – лишь то, что мы совершаем. Молчи, скрывайся и таи и чувства и мечты. Да. Пусть лучше все то, о чем мы мечтаем, что желаем увидеть в этой серой реальности – останется в отдалении, держится в тени. Со временем оно, возможно, даже свернет с намеченной заранее дорожки, найдет себе другую. Того, кто поверит во все то, что шепчут на ухо духи.  Но слишком сложно было не верить, а еще сложнее – отказываться от того, что ты на самом деле веришь.
Верить или не верить – каждый обязательно выберет для себя. Потом, не сейчас. Все приходят к каким-то выводам. Редко кто выбирает от рождения, но…Кому-то дана лишь способность выбирать.  А кому-то – нет. И кто-то жалуется, а кто-то стоит в стороне, не смея возразить, будучи извечно покорным судьбе. Жаловаться? Зачем? Тот, кто держится поодаль мирской суеты вокруг ничего не значащего высказывания, - умен. Он знает, что один голос ничего не значит для вершащих судьбы. Судьбы не одного человека, но многих. Даже поколений…Поколения подвластны тем, кто самоутвердился. Тем, кто заставил поверить в сея. Материальным богам.
Противоречивые мысли разрывали голову, словно она была пристанищем для тысячи различных типов личности, которые вели между собой постоянный, нескончаемый спор о бытии и смысле жизни.
Было тяжело выносить такое.
Но тяжелее того, что видели эти золотистые глаза, вряд ли что-то будет. Во всяком случае, Золотая верила в это. Верила и Севилтреин, с горечью выглядывающая из глубины души.
Нет.
Она уже не была той Севилтреин. Она – иная. Ее искорежил мир, оставив на теле рубцы, как напоминание о том, что мечты ее топтали ногами.
Кто? Кто мог совершить такое деяние? Кому на ум пришло уничтожать чужие прекрасные мечты? Это ведь и означает уничтожение самой Сути. Самого зеркала души.
Но была ли у нее теперь душа?
Или остались лишь осколки, как вечная память о том, что когда-то она смела мечтать о чем-то?
Кто мог знать ответы на бесконечные вопросы, сами собою появляющиеся в голове? Нет, наверное, лишь это бесконечное небо, по которому гоняются друг за другом беззаботные облака, знает ответ.
«Крессида…Ты однажды сказала мне – хочешь проверить, закончила ли ты свой путь, выполнив миссию – просто оглянись вокруг. Если ты жива – нет. Ты будешь жива до тех пор, пока Сущность не решит, что ты выполнила предназначение свое в мире. Так было всегда, мама. Я это знаю. Всегда знала».
Золотистые глаза снова открылись. Она могла слышать еле заметный стук копыт по твердой, рыдающей земле, покрытой пеплом, могла еще расслышать далекий скрип деревьев, оплакивающих своих сородичей и питомцев. Но более – ничего. Лишь стук собственного сердца, кровь, золотисто-светящаяся кровь, текущая по венам. Медленно, словно идя в такт со временем.
- Я всегда знала это, мама, - раздался тихий голос.
Далекий, словно эхо. И тихий, неуверенный, будто другой существо выступает из глубины души, делая шаг навстречу ревущему потоку энергии, взбудоражущей вес лес.
Глаза закрылись, а она…Она позабыла о том, что случилось, где она и зачем, что здесь делает. Ни о чем старалась не помнить о нас, но боль…Боль – это не та, кого можно упросить что-нибудь сделать лишь по своей воле. Боль всегда решает сама для себя – кого ей сопровождать, а от кого отгородиться навсегда.
И она знала, что ей больно.
Прозрачно-золотистая слеза скатилась по морде, и словно разбились тысячи хрустальных колокольчиков.
Это все воображение. Магия воображения.
Магия того, кого люди призывают по ночам и часто так и не дожидаются.
Младший брат спокойного сна.
Забытье.
---------------->>> Переход во флешбэк.

Отредактировано Чистая как снег Белаэрн (2012-04-12 02:23:27)

«Помоги…» - словно эхо отдается в самой глубине души и от этого чужого призыва о помощи кровь стынет в жилах, не смотря на жар исходящий от земли. И Йонни бы и рад помочь, да, он просто обязан помочь сейчас, но все идет наперекосяк. Совсем не так как надо. Жеребец сбавляет ход, останавливается резко как вкопанный, и только наверно каким-то неимоверным чудом друид не вылетает из седла. Крепко обхватывает сильными пальцами шею, потом снова выпрямляется и пытается заставить упрямого зверя идти вперед. Назад ведь нет дороги, а стоять на месте сейчас не время. Время… Опять это проклятое время! В вороного словно бес вселился, словно стадо демонят бушует внутри. Артачится, закусывает удила, тянет, вырывает из рук повод, крутится, переминает с ноги на ногу, мотает головой и ни в какую не желает сделать ни шага. Тихо нашептывая ласковые, увещевающие слова, Йонни изо всех сил пытается быть спокойным, пытается достучаться до сознания строптивого животного, но никакого отклика не находит. А в ушах все звенит то самое помоги. Да как тут помочь?! Как помочь, когда совсем немного осталось, а никак, никак не получается достигнуть цели. Сейчас сложно думать, ой как сложно… Но до Йонни постепенно доходит – наверняка роща не желает позволить огню забрать жизнь совершенно невинного создания. Конь намного дороже чем какой-то там человечек, к тому же у него нет собственной воли сейчас, ровно как и смысла идти на верную гибель.
-Ах, значит тааак?! - сердито рявкнув слова, юный друид спрыгивает на землю.
«Ах, вот как значит…» Некоторое время повоевав с вороным зверюгой, и поняв что все без толку, Йонни бросает это никчемное занятие и получше перехватив в руке посох, со всех ног бросается вперед. Раскаленный воздух как нельзя лучше прибавляет скорости, и теперь уж точно пути назад нет. Призыв о помощи он понимает так, как знает. Ради такого даже жизнью пожертвовать не страшно, как бы ни глупа была погибель. Но кто сказал, что умирать собирается? Нет уж, поборется еще как следует! Во все стороны летят комья земли, хоть как-то помогая сбить пламя. Кашляя и чихая, прикрываясь ладонью от едкого дыма, он не сбавляя скорости, продвигается к тому месту, где вовсю бушует пламя. Огонь торжествующе ревет, он естественно рад очередной жертве, с таким рвением бегущей прямо в алую пасть.
Где-то глубоко-глубоко под землей бурные потоки омывают корни выжженного леса. Придет время и на месте почерневших стволов обязательно пробьется молодая поросль, выжженную поверхность покроет изумрудный ковер мха и, конечно же, прилетят птицы и будут вить гнезда в кронах молоденьких деревьев. Роща непременно оживет, но это будет не скоро… А пока необходимо положить конец страшному бесчинству. Только вот Йонни прекрасно знал, что бывает если исчерпать запас сил, что бывает если переступить через невозможное и что такое когда кажется – возможно все. Только подобное сейчас уж точно не имеет никакого значения. Он остановился, и тяжело дыша, задыхаясь от нехватки воздуха, резко вскинул правую руку вверх, да с размаха всадил в горячий пепел посох. Там под серым слоем, конечно же, земля была…Пятки жгло невыносимо, и о том, что творится с ногами и думать даже не хотелось. Сейчас вообще вредно думать. «Давай милая… Давай же!!!»
С трудом рассекая пласты, он изо всех сил пытался добраться до далеких, словно звезды, грунтовых вод. О, они действительно казались такими же далекими как звезды… Тихие слова, неразборчивый шепот, бесконечным потоком сыпались с пересохших, потрескавшихся губ. В какой-то момент начало казаться что получается, и даже вот прям сбоку, едва ли не под ногами, из земли образовалась воронка и даже полилась мутная водичка. И моментально исчезла обратно, к своим родным истокам.
-Ну, давай же… - опустившись на колени, Йонни по локоть зарылся в горяченную золу и, морщась, запустил пальцы в землю. Все внимание, вся сила были направлены на достижение невозможного. Еще рывок…И снова грязный фонтанчик поливает серый пепел. Бушует, посмеивается огонь, подбираясь все ближе и ближе. Разве может какой-то там дрянной человечишка справиться с тем, чего не удалось самому Повелителю? Пустое… Но Йонни продолжал бороться. С самим собой скорей всего, ибо при третьей попытки здорово повело в сторону, и отчего-то пепел оказался прям под щекой. Ловя воздух ртом, словно выброшенная из воды рыбина, парнишка мутным взором уставился на начавший тлеть посох и обеими руками потянулся к нему. Не хватало еще подарок учителя спалить… Надо попробовать еще раз. Вот когда сможет нормально дышать, тогда и попробует. А пока как бы ни пытался, а ни одна капелька воздуха не поступала в легкие. И помощи ведь ждать неоткуда. Вот если бы были силы…
-Помоги! – хриплый вскрик - полу вдох был слишком неразборчив.
Но разве важны слова? Кто захочет, тот услышит. Обязательно услышит… И кто знает, вдруг случится великое чудо. Вдруг не придется сражаться в одиночку? А одному явно не справится… Жаль, только сейчас понял. И дым застилает глаза, и к серой пелене незаметно темнота присоединяется. Зря? Нет, не зря… Он пытался помочь, видят Боги, пытался. А это многого стоит.

----------------->>> Пробуждение ото сна
«Тук-тук».
Так стучит сердце, возвращая практически привычный ритм. Но?
Но все так сложно. Так медленно и так быстро одновременно. С закатом золотых звезд все исчезло, испарилось из памяти. Не было ни гремящей, ни постепенно затихающей музыки, ни эха. Ни слов, и ни облаков.
Ничего.
Пустота.
«Я плыву в этой пустоте…
Мгла осторожно касается меня холодными пальцами. Одним резким, но не больным движением, проникает ледяным прикосновением в грудь, добираясь до сердца и разрывая связующие нити разума.
И я кричу.
Но крик не настоящий, какой-то…пронизанный фальшью и отблеском неправдивости. Доносящийся отголоском эха моей души.
Я хочу добраться до этой фальши. Утихомирить ее, а если…если не получится, то уничтожить.
Но я не создана уничтожать. Я не умею. Не могу уничтожить. И это терзает меня еще больше. Что-то пытается разорвать меня. Нас. Меня и мою Суть. Но суть…Суть должна уничтожать то, что противоречит ей. Она может примириться? Вряд ли. Наверное. Не знаю. Ничего не знаю. Путаюсь, вновь кричу, но на сей раз от боли иной – отчаяния. От безысходности.
Не могу ничего сделать, и от этого на моем сердце появляются огромные уродливые рубцы. От меня отворачиваются. Я – израненное существо, израненное собственным сияющим Светом. Собственной Сутью ослепленная, я иду. Иду туда, куда суждено уйти всем Потерянным. Всем нам. Нашим душам.
Я тихо напеваю давно забытый мотив Духов. »
Тело содрогалось от судорожных рыданий, словно заново переживая события прошедших лет. Год, два, десять, пятьдесят…Столетия. Все те жалкие часы спокойствия, появившиеся неизвестно откуда, Лё пыталась направить на то, чтобы…забыть. Да, именно забыть.
Зачем нужно было помнить? Зачем вообще…думать?
Холмиком света и тени, подогнув под себя худые ножки, на пепле лежала девушка. Глаза ее были полуприкрыты, а длинные золотистого цвета волосы прикрывали светлую кожу.
Золотые звезды раскрылись.
- Vaer`tghan… - пальцы сжались на земле, загоняя под ногти комья смешанной темной почвы и пепла. Что ты делаешь со мной?
Что было в этом тихом, неуверенном голосе? Боль? Отчаяние? Или тихая усмешка Сущности, покидающей душу?
- Ты видишь Свет Sailme? – вопросительной интонации было меньше всего. Было больше горечи…обреченности, но…Она просто знала, что ответ его будет положительным. В любом случае. Он видит. Чувствует. - Khaadish Sailme…
Потерянная Звезда.
Во сне…Во сне она помнила это. Золотые Звезды. Те, что сияют, ведут. Вынут свое сердце из груди и поднимут его над головой, чтобы другим было лучше различать предметы во мгле. Да. Такие не пожалеют даже собственного сердца.
Там, где-то далеко, сияло и ее сердце.
- Тика…Ты…видишь? – что видишь? Зачем видеть тому, кто видеть не желает? Или желает, но не знает ни о чем лишь ради собственного блага?
В таком состоянии Лё не следовало бы задавать никаких вопросов. Просто молчать и слушать тишину, словно кроме нее не существует ничего в этом мире.
Ни догорающих деревьев где-то вдалеке, ни тревожного голоса леса, ни далеких отзвуков далеких душ голосов собратьев, зовущих за собой. Даже сожалеющих о том, что всепожирающее пламя не забрало последнюю из них. Возможно, она последняя. А может быть и нет…
Ничего не видела и не слышала она.
Слезы стали скатываться по щекам, а тонкие пальцы вцепились в кожу. С такой силой, какую она редко прилагала к кому-либо или чему-либо. На ладонях показались следы-полумесяцы, из которых несколько мгновений погодя медленно заструилась золотистая жидкость. Кровь единорога, для самой Сути не имеющая никакого значения.
Прерывистый вздох. Но боли было мало, пусть слезы рефлекторно брызнули из глаз. По телу прошлась волна мелкой дрожи, а пальцы тянулись дальше, вниз по плечам, животу и даже спине. Сжимаясь все сильнее, оставляя золотистые дорожки.
Но больно не было. По-прежнему не было.
Сердце молило. Молило остановиться, прекратить.
Маленькая Потерянная Звезда.