Что-то стучит в стекло, остро и требовательно. Ворон?
Он не успевает посмотреть - рождается речь, полная ожидаемых острот и глупых излияний. Но бдительность уже усыплена, уже играет кровавый хор неизбежности. Все заняли свои места во внимательном взгляде Кукольника, и даже здесь все может быть предсказуемым, направляемым по единственно-верному пути.
- К черту... - пробормотал ведьмак, - Алмазную тысячу. Веселье вот-вот начнется.
Он улыбнулся долгой, странной улыбкой очевидца, весьма редко принимающего участие в том, что творится вокруг. Они еще не знают, насколько велик этот мир и насколько ничтожны любые попытки сделать себя значимой частичкой мироздания.
Как будто на самом деле этих магов - тысяча. Быть может - больше, быть может - меньше. Странными могут быть мысли, ведь это лишь название - но именно оно порождает целую цепь размышлений о сути без сути.
Возьми, да воскликни что-нибудь громкое и пафосное, вроде "я не так хотел и представлял себе этот миг", да только... нет в этом никакого смысла. У тьмы давно распроданы билеты на спектакль под названием жизнь, и вот сейчас короткой паузой намечается антракт. Бессмысленное убийство, кровавый пунш рек смертельных обид, распластанных на стене и все же - есть в этом что-то одухотворяюще возвышенное. С улыбкой, глядя на кровь, можно прдставить себе, как по капле утекает жизнь из тела. Грустно, но неумолимо, словно отсчитывая счетчик приближающегося хладнокровия мраморных объятий.
Смерть, говорите? То пустой, бездонный сосуд, вместо костлявых лап к плечу, протягивающий ледяную клетку к твоему сердцу. Все чаше дышишь, а затем стихает и последнее биение, только резкими толчками последней агонии откликнется жизнь на тухлое стремление оболочки к продолжению. Чего? Но разве не такого же тухлого и бессмысленного существования?
Пустые, ничего не значащие слова еще звучат в ушах тоскливым эхом, а человека, кажется, в следующий миг уже не будет в живых, и только уважительный взгляд на окровавленного наймита выводит знаковое отношение седого мастера. Правда всегда прекрасна, даже если ее вершит острый, багрово-красный клинок, резьбой по плоти.
"Да, так бы могло быть" - читает кукольник в пустых глазницах застывшего тлена. Ползущей жизни, яростно цепляющейся за все, что попадается под руку. А значит - нужно действовать самому. Окинуть взором присутствующих, разбив о пол склянку с сонным газом. Неловимо и незаметно, чтобы глаголящие истины замерли в оцепенении усыпленной природы, ведь у него самого - противоядие, въевшееся кровь. Эликсиры ведьмаков, принимаемые постоянно.
Прикрыть ее бегство.
Все остальное - шелуха сомнительных истин, обернутых во что-то, поди пойми что конкретно. Вереницы, мириады дешевых оправданий, стремлений и надежд, будто бы свет - это стремление подставить под удар другую щеку. Внезапно, понимание того, что единорог уже вырвался из клети, приходит в сомнамбулически отстраненный разум.
Мимоходом, словно заученными и заранее отрепетированными движениями, двигается седой мастер, еще быстрее, чем его куклы, поскольку элексир, выпитый еще до въезда в город, наконец вступает в силу. И потому, каждая секунда невыносимо долгая, растянутая на терзающие душу размышления. Две секунды на разворот и рывок за дверь - это целая вечность, за которую можно передумать много чего.
Отчего-то кажется правильным этот жест и тьма выходит за дверь, клубясь под яростным взором кипящей стали в оживших озерах. Воздух, словно кисель, бросается навстречу яростным потоком. Мешая, пытаясь разорвать плащ и сюрко... он словно враг, но на самом деле - лишь безмолвный зритель, случайно оказавшийся на пути. Не потому, что это мешает тебе, но потому, что так быыло испокон веков. Слышен каждый шаг. Шуршание листка, медленно летящего навстречу, или нет? Может быть, наоборот, ты несешься к нему, ведьмак? Черт его разберет, лишь только цель впереди и прямо по курсу черного корабля - сияющая утопленница, погрязшая в черном омуте мира.
И губы, сами собой, произносят ее истинное имя. С отвращением к самому себе, но настолько легким, что почти и не заметить. Все могло произойти иначе, если бы что-то было сделано для себя, любимого. Себя правильного, хранимого долгие девять веков, но теперь это в прошлом.
Свет спотыкается о тьму. Слепо шарит щупальцами своего прозрения, вокруг себя, словно не знает, что все это - лишь часть задуманной кем-то игры. Кем-то очень жестоким? Или просто - равнодушным ко всему.
Уже и не разобрать в суматохе, хотя секунды бьют все так же медленно, растягивая его собственные слова в глухие, неразборчивые звуки. Лишь где-то в глубине души что-то твердо знает - все таковое, каким и должно быть
- Беги, - шепчет тьма, склонившись над светом.
"Потому, что есть тьма, а есть клетка. Потому, что лучше угаснуть, чем поблекнуть, лучше исчезнуть, чем лишиться всего." Иногда жаль недосказанного, оно могло бы добавить жизни или, хотя бы, пафоса, донельзя глупой ситуации, каковой все видится снаружи действа. Зрители притихли и ждут...
Слово звучало, как приказ. Наверное, потому, что таковыми и являются простые слова, начатые Истинным именем. И кто сказал, что тьма не знает, как лучше? Ведь если видишь что-то прекрасное, несомненно осознаешь, насколько черен и убог ты сам, после всего, что было. А что мир?
Он может быть хоть адской клоакой, а детям все равно надо показывать лучшее. Потому, что это они - лучшее. Свет ярок - и лишь тогда он свет. Зарази его тьмой - и то, что получится взамен, наполнит твою душу еще большей горечью. Словно научить ребенка убивать.
Долгие секунды раздумья, когда сидишь в такой близости от мечты, что и подумать не смел. Вот она, здесь, золотая и прекрасная, словно лепесток красивейшего из цветков. Наивная и чистая, как горный ручеек, беззаботно льющийся промеж неприступных скал. Свободный иноходец, что смотрит на тебя таким взором, в котором сквозит, кажется, все на свете. Все то, чего никогда не найти в усталых глазах почти тысячелетнего ведьмака.
Протяни и коснись рукой, но... есть вещи, которые хочется сделать вопреки всему, и только мешает что-то. Неясное, странное, будто ком, сбившийся в горле. Пространной улыбкой рождается это чувство на губах и растворяется в вечности, так и не оставив следа в душе. Будто истина снова прошла мимо, оставив на прощанье лишь чан просроченной горькой настойки.
Пройдет мгновение - и все изменится. Неуловимой дымкой пахнет мимо тебя что-то так и не осознанное до конца - только это оставит след. Только это будет значить что-то.
И надежда, что все остальные поймут. Как объяснить, зачем отпускаешь то, за что все алхимики мира перегрызут друг другу глотки - и вот уже во второй раз за короткий промежуток времени, что едва ли зовется годом. Они должны понять. Даже Ксуллрае, даже она. Убей или поймай единорога у всех на виду - и это едва ли кончится хорошо, даже для самых благородных помыслов. Это должно их остановить, помимо сонного газа, если же нет - всегда есть запасной вариант. Тика, готовящая запас навощенных паралитическим ядом кинжалов, беззвучно готовится рядом, угадывая желания Мастера.
Непоправимое свершилось и выбор сделан.
И словно невзначай, замечается в глубине души маленькая, предательская мысль - все кончено. Апофеоз, занавес, шах и мат. Неважно, чтобы ни случилось... это уже случилось. А в интерлюдии вдруг появляется она, та, на кого ведьмак надеялся больше всего, но уже не ждал увидеть здесь. Целительница.
- Эльва... помоги задержать их, - быстро произносит он, но слова все равно длинные и тяжелые, - всех.
"Я только тебе могу доверять" - так и не сорвалось с языка...
Однако, она должна понять. Подруга ворона знает, что такое свобода и, несомненно, видела эпилог первого акта, или, хотя бы, его конец.
Лавка безмолвна.
Они могли заснуть - говорит четвертая секунда безмолвия. Газ был насыщенный, усиленного воздействия, а склянка была наполнена свежими выпарениями. Да, они могли заснуть, все, до единого. Но заснули ли?
Терзания и, если уж на то пошло, жизнь Марии мало интересовали кукольника, куда важнее было то, что Свет сейчас уже должен был со всех ног удирать прочь. Тика позаботится о том, чтобы ей никто не мешал, а ведьмак... ведьмак задержит тех, кто захочет последовать. Это тьма должна преследовать свет, но если кто-то мешает... тьма рушит мосты за собой. При помощи тех, кто еще хочет сохранить луч надежды.
Куколка скользит вслед единороге. Потому, что это часть их общей жизни, даже если ей, уже, осталось недолго тикать. Тик-так, тик-так, ведьмак. Словно в механизме огромных гномьих часов утекает жизнь по капле. Навсегда.
Можно было сказать Ксуллрае. Попробовать объяснить, дать понять что он готов за это отдать, с чем расстаться, но... все вышло слишком спонтанно, чтобы предусмотреть все варианты. Может быть, когда-нибудь, она поймет. Если у него будет возможность объяснить ведь она, возможно, не видела, кто кинул бутыль.
Все может быть.
Отредактировано Бельфенгир Безумный (2012-03-07 14:48:16)