Я иду.
Холодный ветер гонит навстречу стайки сбившихся снежинок - как будто в этих союзниках есть нужда. Злой и порывистый, он лезет под воротник, стремясь забраться поглубже, ужалить побольнее. Шаги скрипят. Мириады растоптанного совершенства, упавшие под ноги рожденным здесь, на улочках заснеженного Города кажутся жертвами вкрадчивой тьмы. Белоснежные и яркие, на вымощенной брусчаткой дороге они теряют весь свой блеск, окрашиваясь черной грязью Палаара.
Тот, кому город кажется красивым, либо безумен, лбо видит только то, что хочет видеть. Все эти лица, скользящие навстречу в белесой дымке снегопада, растворяющиеся и снова являющиеся пред тобой, снова и снова. Даже выражения одинаковые и за каждым мимическим потугом видны плохо скрываемые желания.
К чему это все?
Иногда, чтобы понять жизнь, нужно просто спуститься на самое дно. Например, в городские трущобы. Щеголеватый наряд кукольника здесь выгледит гротескной и абсолютно неуместной декорацией, порождая ненавидящие взоры. Изорванные контуры покосившихся ночлежек, грязный снег и сосульки, висящие на вывешенном белье - это далеко не все. Главное - в душах людей.
Если нет возможности препарировать душу, мы смотрим в лицо. В глаза. Говорят, они способны отразить все и даже непроницаемое лицо самого заядлого из картежников способно о многом сказать. Нужно только уметь читать. Ведь даже книга остается для нас чем-то непонятным и странным, пока мы не понимаем, что вот эти кривые закорючки есть плоть Слов, порождающих фразы. Если так, то Палаар - крупнейшая библиотека людей. В ней можно найти даже самые редкие экземпляры.
- Подайте, господин, - монотонно бубнит нищенка, норовя уцепиться за край плаща.
Быстрые шаги легко оставляют ее позади. Только женщины могут осмелиться на подобное. Слава у молодого расхитителя весьма и весьма дурная. Попасть в его сферу интересов не желает никто, говорят, хуже только встретить береговой шторм на пирсе в одиночестве. Эти слухи заставляют мастера улыбаться, но это улыбка не радости, а горечи. Должно быть, когда-то что-то пошло не так и он свернул не на ту дорогу.
В уютных хитросплетениях квартала нищих ветер стихает до легкого бриза. В безветрии дышать здесь практически невозможно, повсюду смрад и въевшаяся вонь бесконечных куч полуразложившегося мусора. И опустившиеся на четвереньки люди разгребают его снова и снова, в надежде найти что-то новенькое или хотя бы блестящее. Кинь монетку - и они вырвут друг другу глотки в надежде завладеть ею.
Ходили слухи, у местных нищих был король или что-то вроде того, но Бельфенгир ни разу не видел подтверждения этому. Он знал лишь самое главное - нищие были источником информации и потому он никогда не трогал никого из грязных оборванных бродяг. Впрочем, те все равно его боялись, как будто в страхе был какой-то смысл.
Преградившая путь троица предвещала неприятности. Явно - новички в квартале и в городе, поскольку потрошат карманы нищего бедолаги, одного из тех, что высиживает, очевидно, заслуженное место на одном из проходов к жилым кварталам.
Пройдет несколько дней - и их кости будут гнить где-нибудь, в одной из куч разноцветного дерьма под ногами. Нищие не прощают обид, их сердца переполнены злобой и сострадание давно покинуло их разум. Закон дубины и клыка в квартале оборванцев возведен в абсолют и от падали тебя могут отличить только дурная слава и относительная безобидность. Не трожь падаль - не станешь ею. Это почти всегда работает.
- Эй, господин... потерялся...
Улыбка одного из "новичков" не предвещает ничего хорошего, но под блеском серо-стальных глаз ящик, на который он опирается, вдруг превращается в груду искореженных обломков, с шумом и грохотом. Нельзя опираться на что-то ненадежное, ведь так? И проклятье надевает личину дара...
- Ах ты тварь, - в голосе нападающего слышна неуверенность, он не понимает, что произошло, только некое чутье падальщика безошибочно указывает на виновного - вот он, усмехается и стоит напротив, как будто вырванный из более благополучного мира.
Удар трости вышибает дух. Что-то звенит, выпадая из его рук.
Сильная рука поднимает в воздух - ровно настолько, чтобы глаза встретились с глазами. Ни гнева, ни ярости, лишь спокойный взор человека, желающего пройти мимо. Только ему постоянно что-то мешает. Внезапно глаза "новичка" искажаются болью - это давешний нищий, обираемый им, вонзает подобранный кинжал в спину беззащитному человеку. И с яростью кромсает, обретя ту самую вожделенную власть. Словно боится, что в следующую секунду ее уже отберут, он пытается насладиться каждым ударом, даже несмотря на то, что бьет почти без замаха, превращая плоть под острием в кровавую кашу.
Поспешно отбрасывая труп от себя, Дагор осматривает одежду. Третий из новичков уже бежит прочь, но зачем преследовать загнанное животное? Нищие позаботятся о нем.
- Собери свое, - равнодушный кивок на разбросанную добычку "новичков".
Тот, самый первый из пострадавших уже смотрит остекленевшими глазами ввысь, в узкий просвет между домами. Где-то там - безбрежное голубое небо, но сейчас оно затянуто густыми сизыми облаками. Не твой день, мертвец, не твой. Обломок доски вошел вполне удачно, под подбородок и эта была лучшая из смертей. Мгновенная.
Стоит пожелать того же себе.
Последний кивок - в ответ на благодарность дрожащего, окровавленного человека - позволит ему сохранить ту частичку благородного существа, что проснулась после осознания того, что он сейчас сделал. Убил другого человека. Теперь можно считать, что день вышел богатыым и насыщенным, да только какой в этом смысл? Ни одного существа из прежней жизни, он одинок, хотя все еще молод - для ведьмака выжившего в ядовитом штурме усиленной подпитки, четыреста лет - лишь время вступления в зрелость. Только сейчас мир начинает обретать логику - относительную.
Нужно увидеть механизм полностью, но с чего начать? Повсюду - лишь шестеренки и валы, ни одного указания, в какой стороне искать сердце или ядро. Жизнь всегда ведет куда-то и ты - в глухом непролазном лесу.
Может быть, в этом и есть смысл? Любая дорога выведет туда, куда и нужно попасть? Лучше всего надеяться хотя бы на это.
Холодная дорога ведет к мосту, под которым - незамерзающая городская река. Спасибо городским магам за эту красоту. Сквозь бледный туман видно стремнину потока, по берегам которого поднимается пар - вот почему Палаар зимой напоминает туманную бездну. Чем холоднее - тем загадочнее город и приходится брести не ведая, что выскочит на тебя из белой дымки - лошадь или всего лишь человек.
Да, время идти к мосту.

Отредактировано Бельфенгир (2012-02-09 10:18:03)

Итак... с богом. Короткометражки, да, не забыть.)

Непроглядный омут безвозвратности.
Каждый шаг, в любом направлении, заставляет счетчик времени крутиться, даже если ты встанешь и будешь стоять столбом. Что еще раз возвращает нас к истине - это не все вокруг тебя, а ты - в плену чего-то несоизмеримо большего. Ядро? скорее одна из снежинок на поверхности, спешащая вниз, к земле только для того, чтобы упать и быть растоптанной грязными сапогами Рожденных ползать.
Какого черта?
Хочется взять в руки косу жнеца и собрать богатый урожай смерти, поскольку легче создать новый мир взамен этого. Куча бесполезных оправданий, отговорок так и рвется из груди но все уже давно потеряло смысл, будто невидимая нить давно оборвалась. И теперь уже ничто не связывает даже с тем, откуда все начиналось. Ты кружишься в пустоте, а где-то там, в черной бездне, ждут холодная мостовая и чьи-то сапоги.
- Я скоро постигну бесконечное небо.
Холдоный звоночек обрывает мысли. Резко и требовательно, но в то же время почти неслышимо, как будто единмтсвенное существо, что должно было услышать звон, уже его услышало.
- Сударыня, постойте, - вырывается с облачком пара.
Лихорадочный шаг навстречу судьбе порождает странную дилемму. Она это всерьез? Хрупкие ручки с трудом держат обледеневшие перила, одна ножка уже занесена над бездной. А там, под стропилами моста, катит воды стремнина незамерзающей реки, поднимаясь рваными клочьями влажных испарений куда-то в небеса. Здесь тепло и уютно, но стоит отойти - и холодная влажность заледенеет на щеках, острыми иглами вгрызаясь в плоть.
Шаг к перилам, быстрый, торопливый. Нельзя подходить к ней слишком быстро - может испугаться и решиться на то, против чего настойчиво уговаривает выступить внутренний голос.
Ты ведь не хочешь этого делать, правда?
- Думаете там, внизу, есть ответы или покой? - тихо произносит Бельфенгир, кладя трость на перила, - если бы я был в этом уверен, все было бы намного проще сударыня? Не хотите поговорить об этом?
Золотистые глаза. Она не человек, но отчего-то это не удивляет, более того.
Где-то он уже видел этот взгляд, полный страданий и неуверенной твердости, каким бы несовместимым это ни казалось. Печаль. Грусть. Тоска. Словно зеркало времени и печать одиночества, выжженая в сознании. Можно утонуть в бездне ее взгляда, в котором огонь уже готов угаснуть, но не сдается, пожирая остатки души в последнем, ревущем рывке.

Отредактировано Бельфенгир (2012-02-09 17:50:47)

Дело? Отвратительное слово, недостойное того, чтобы сорваться с губ такой молоденькой и хорошенькой девушки.
Сухое, высокопарное, обезличивающее эмоциональную связь с тем, что происходит вокруг. Но это - защитная реакция. Каждое решение нуждается в защите и подобный проблеск говорит о том, что решение ее отнюдь не спонтанное, напротив - выдержано в подвале горечи, где настаивалось много лет.
Но ведь она права. Какое мне дело до нее? Или вся суть в этой особенности, в золотистых глазах, что поразили тебя, Расхититель? Нет. Такого попросту не может быть, только не с тем, кто повидал многие из красот этого мира. Внешность всегда обманчива, она может скрывать когти и намерения хищника. Кому, как не мне это знать?
Названия, штампы... Расхититель попал в плен тому, что ненавидит сам? Но разве забыты уроки прошлого? Разве все прошло зря? В мире нет черного и белого, есть лишь оттенки серого безумия, окрашивающегося первыми из цветов багрянца крови. Остальное рождает мир постепенно, но этот цвет всегда был первым, после белого. Первым, после Бога.
Ха. Звучит высокопарно и сухо, а ты... ты стареешь, ведьмак.
Пальцы мозолистых рук Бельфенгира еще хранили ожоги недавних экспериментов - только поэтому он носил белые перчатки. Но сейчас Дагор почти с ожесточением сорвал их, небрежно бросив в мутную гладь и с наслаждением ощутил покалывающий холод металла, сжав перила моста. Словно мальчишка в давно забытые, былые дни, он легко перемахнул оградку. Ведьмаку нужно было понять, что чувствует она, занесшая ногу над бездной готовящейся смерти.
Он вдохнул теплые пары с наслаждением.
- Проходил мимо, - ведьмак усмехнулся, не глядя на нее, - и вдруг вспомнилось, как отец водил меня в Палаар ребенком. Я тогда, помню, перелез через ограду моста, на том же самом месте, что и вы и долго смотрел вниз, завороженный безмятежностью вод. Кажется тут, в этом городе, больше нет ничего подобного - правильного и стремительного. А люди... люди как муравьи, снуют повсюду, так часто меняя направление, что в один прекрасный миг вдруг осознаешь, что ты совершенно не понимаешь - зачем это все.
В серьезном взгляде серо-стальных глаз плескалась горечь.
Что-то было в ней, далекое и знакомое, как будто свет, что каждый человек видит лишь в самом начале своего жизненного пути, в ней все еще горит, где-то там внутри, под коркой желания сделать что-то непоправимое.
Но это было всего-лишь наваждение. В конце концов - она была потерявшейся, заблудшей душой, готовой спрыгнуть с моста. Такая же, как он, только решившаяся на большее. Смелый поступок - прыгнуть в пропасть за ответами, не ведая, есть они там вообще или нет.
Не зря он не прошел мимо.
- Никто не должен умирать в одиночестве, - вдруг сказал он, не понимая, зачем произносит эти странные слов, - неужели у вас никого нет?
А у тебя, ведьмак? Что есть у тебя? Жалкие оправдания? Лепет мальчишки, боящегося прыгнуть в омут за ответами? Она хотя бы трезво смотрит на вещи, здесь, в этом мире ты будешь подбирать только жалкие крохи знания и проживешь тысячу лет, прежде, чем поймешь главное - все ответы остались там, в этой сверкающей бездне, готовой перемолоть косточки тому, что так неблагоразумно стремится вниз.
Бельфенгир пододвинулся ближе и теперь стоял совсем рядом, не пытаясь, однако, схватить незнакомку. У нее было право решать, а он мог только попытаться понять или отговорить. Или принять ее правоту как должное.
Вздор!
Лихорадочный Расхититель проснулся и теперь крушил все наплывшие мысли, ломая в кашу все здание логики, заботливо выстроенное Кукольником.
Она еще совсем юный цветочек, ведьмак. Такие должны цвести, а не погибать. Радовать тех, кто проходит и просто смотрит, любуется. В противном случае, вся эта суета не стоит и выеденного яйца.
Проклятье.
Дагор тяжело выдохнул, пытаясь собраться с мыслями. Кажется, он собирался сказать ей свое имя? Или это было давно, там, в другой жизни?
- Меня зовут Бельфенгир, сударыня, - тихо произнес он, - а здесь довольно тихо и тепло. Пожалуй, я посижу немного рядом, если вы не против.

Слова оправданий. Они кажутся лишними даже ей самой - это очевидно.
Все же есть что-то в этом странном дне.
Красавица и чудовище.
Смешные слова, но сейчас тьма и свет седят рядышком, как и в старые добрые времена. Как было всегда и как будет до скончания веков. С другой стороны, внезапно, вдруг возникает вопрос, что есть тьма? Сама по себе она нематериальна и разум предательски всаживает в душу парфянскую стрелу - тьма это отсутствие света.
Так не за этим ли ты здесь, ведьмак? Чтобы получить малую толику света исчезающей лампы? Лишь ненадолго, освещая мрак, она осветит и глубины твоей души, но так же беззвучно и незаметно канет в небытие, оставив сокрытое сокрытым. Тяжело жить, если не знать, ради чего жить.
- Все важно, - достав одну из завалявшихся в кармане монеток, ведьмак запустил ею в поток. Тоскливо сверкнув, она скрылась в пучине, расплескав свою последнюю волю. Целую секунду поток хранил в себе это возмущение, всплеск. А потом он стал прежним, неотличимым от того момента, когда монетка еще спокойно лежала в кармане, - сударыня моя Лё. Неважно лишь то, что вы хотите считать неважным. Себя?
Вздор.
Больная птица с перебитым крылом - вот кого она напоминала. Изможденная и несчастная - но все равно гордая и сильная - такая будет уводить хищника от своего гнезда из последних сил, уже зная, что умрет в его жадной пасти. Почему мир не рождает большинство таких? Почему основная масса муравьев - ничтожние шестеренки, боящиеся сделать этот шаг навстречу неизвестному. Жалкое, унылое прозябание в муравейнике для них является пределом мечтаний, тихим уголком, где можно спокойно дожечь ревущее когда-то пламя, поместив свою душу в клетку из камня и стекла.
День любви, вот, что это был за день. Щемящее душу желание сказать все, что хотелось выплеснуть из груди, рвалось наружу, но Кукольник, как никто другой понимал границы своих моральных принципов. Наверное, что-то все же осталось в прошлой жизни, дорогое и радостное.
- Возможно и пошли бы, - подняв голову к небу, Бельфенгир вперил тускнеющий взор в пасмурное небо, - только иногда твоя семья идет перед тобой, а не за твоей спиной. Понимаете?
Холодный озноб пробирает тело - это проказник ветер рвет отворот плаща, пробираясь под одежду. Короткий смешок - вот и все, что может извлечь из себя Кукольник, уступая напору еще сильной и могучей ярости Расхитителя, владеющего чувствами Дагора. Измятая, разорванная клетка, как пустой шкаф лежит на дне души. А скелеты уже разбрелись по воспоминаниям.
Золотые глаза. Недоверчивый, осторожный взгляд. Где-то в этой груди бьется загнанное сердечко, слишком быстро, чтобы она могла быть спокойной. Чудовище рядом, но оно какое-то безумное и странное. Правда, в этом мире все уже когда-то было, так может и тогда, в каком-то из миров они сидели вот так же спокойно и мирно, обсуждая что-то, чего им обоим обсуждать не хотелось. Вопросы вежливости, направленное желание скрыть то, что гнетет душу.
Маска из стали и пепла.
Время – то, что управляет нами.
Время лечит и уродует, выжимает душу досуха.
Время ведет отсчет от нашего рождения и до самой смерти.
Так думают все, но на самом деле – время не существует.
Слово это лишь то, чем мы прикрываемся для объяснения того, что понять не в силах.
Много странных оправданий для того, что никогда не будет сказано вслух, так? Или нет?
- Знаете, - произносит Кукольник, - мне кажется, будто мы были знакомы. Может быть в ином мире или прошлой жизни. Устойчивое ощущение, которое я не могу понять. Может быть, именно поэтому я не прошел мимо...
Остается невысказанным что-то. Не дающее покоя, замершее где-то между ртом и душой.

Ибо сказано – я есть свет и начало всего.
Оглянись кругом взором своим и всюду узреешь ты меня.
Прислушайся – и всюду ты будешь слышать голос мой.
Не ищи меня нигде, кроме сердца своего.
Где-то там должен был свет. Но отчего тогда меня не оставляет ощущение, что свет не внутри.
Рядом.

Отредактировано Бельфенгир (2012-02-11 13:53:50)

Облачко пара, поднимаясь, растворяется в груди.
Тонкое полотно невесомой дымки словно соткано в другой реальности, а здесь, в жестоком городе людей, счет ее существования идет на секунды. Может быть, в каком то смысле, так оно и есть.
Еле ощутимая улыбка искажает лицо, привыкшее хранить холодное равнодушие мраморной маски.
- Мрак... свет, - вглядываясь в поток, проговорил ведьмак, - кому какая разница, если в конце нас всех ждет одно и то же.
Смерть. Холодные объятия костлявой старухи далеко не лучшее, что может вообразиться или представиться. Ведомый внезапным импульсом, Дагор, качнувшись, отталкивается левой рукой от поручня. Свойственный молодым, этот пируэт не так опасен и оградка опасно скрипит, грозя разломиться под весом ввзрослого человека.
Но теперь он смотрит ей прямо в глаза и стоит на пути в бездну.
- Вот видите, - спокойно объясняет Дагор, - теперь на вас лежит ответственность. Решите прыгнуть - падать придется вместе.
Слишком близко, чтобы она могла продолжать ограждаться от реальности, бежать от нее, как маленький, загнанный зверек. А в глаза ее хочется смотреть, но чтобы при этом в них не было этой всепоглощающей тоски и безысходности. Прекрасное существо, вылечить которое может только время, если дать ему шанс.
Все же странно. Незнакомое существо, встреченное посреди полупустого города. Ни души, ни одного существа. Бельфенгир, словно очнувшись от наваждения, беспокойно огляделся. Город был пустым, будто все люди вдруг вымерли или их... никогда не было. Илси? Но ведь не могла же сноходка сама... или могла? Это ведь его тайные желания...
Горькая усмешка рождается на губах ведьмака. Так вот, в чем дело. Да. Что посеешь, то и пожнешь. Для чудовища, живущего в уединенной обособленности, выбравшего путь крови и плоти другого варианта и быть не могло. Превосходный осколок, маленькая сноходка постаралась на славу, ей удалось обмануть даже его, ведьмака, привыкшего к фортелям Илси.
Черти что. Плевать. Если даже и так, то к чему думать об этом, когда она рядом? Этот восхитительный свет, рождающийся на берегах черной души. Все когда-то было белым или серым, но жизнь неизбежно наносит рваные раны, оставляя на тех берегах разорванные кусочки души. Чернеющие с годами.
Но вот, вдалеке, словно по мановению волшебной палочки или прихоти какого-то безумного бога, рождается свет. И древний черный мотылек уже не видит во тьме, как привык. Он ослеплен светотм, для него остается только один путь - навстречу. Может быть потому, что он боится повернуться к свету спиной и встретить глубину собственной души в разрезе.
Понять себя.
Но вряд ли все так просто. Жизнь склонна усложнять простые вещи, чего не скажешь о Расхитителе. С улыбкой застывшей печали, он раскачивается на скрипящих перилах, не сводя взгляда с неудавшейся самоубийцы. Всего лишь миг в застывшей вечности, несколько долгих секунд, чтобы насладиться тем, чего никогда не было и быть не могло в этой реальности. Теперь можно и на ты.
- Ты как сон, - тихо шепчет Проклятый, - как дуновение ветерка. Стоит мне только оглянуться и тебя не станет, я знаю. Не хочу оглядываться.
Весь вес на левую руку. Острые, неудобные перила причиняют боль иссушенной холодом руке, но он всегда хотел прикоснуться к ее щеке. Не так, как это уже было, по-другому. Молодое лицо, как проклятье ведьмаков, скрывает годы, но даже самая старая душа может стать молодой однажды. Когда забудет про всю вековую мудрость, накопленную разумом.
Будь она настоящей, он вряд ли осмелился бы. Пометить свет своим мраком, заставить ее думать о нем с ненавистью или чем-то похожим, только чтобы бежала прочь, не оставаясь рядом. Некоторые вещи уже погибли в огне, их не спасти даже самому яркому свету и такой, как она лучше сохранять себя, не пытаясь осветить черный пляж обгорелой души.
Есть множество других, кому помочь значительно легче. Он смотрит с гордостью и любовью, точно зная, что это останется тайной, которую сохранит Илси. Бесполезное действо, но чертовски важное и необходимое, как наркотик, без которого душе не протянуть еще некоторое время. До следующей ломки можно что-нибудь придумать, вытравить из себя все остальное, выжечь огнем то, чему еще удалось уцелеть.
Но не сейчас, нет. Сейчас хочется только обнять ее, нежно и крепко, отрывая от перил, делая этот выбор за нее. Кто-то должен. Пусть результат и будет одним. Короткий, как удар молнии, легкий, как перышко поцелуй в губы - слишком робкий, чтобы быть настоящим. Самое время, когда есть только три секунды полета до смерти.
Только ты видишь меня таким, мой сладкий сон. Расплавленная сталь мягка и податлива, ее такой сделал огонь твоих глаз. Не оглядывайся и не смотри по сторонам, Эвридика, это царство тьмы, на которое Аид набросил покрывало иллюзий. Есть только бесконечное "вперед" в безудержном и щекотливом падении, неизбежно вниз, во тьму. Мокрый, липкий мрак встретит нас вместе, потому, что я уже сказал:
Никто не должен умирать в одиночестве. И даже здесь, в этом призрачном мире, я тебе этого не позволю.
Свет и тьма умирают вместе и возрождаются вновь. Так было и так будет.
Всегда.

Отредактировано Бельфенгир (2012-02-12 11:18:35)