Начало безумия------>

Итак все начинается с самого начала.
Круг или дорога, все одно в этой странной кутерьме бытия, где все вокруг одновременно кажется таким знакомым и, в то же время, все видишь как будто впервые, каждый раз.
Может быть и это сон?
Но в таком случае, разницы нет. Где бы ты ни была и куда бы ни был направлен твой взгляд, ты всегда будешь ощущать эту нереальность, невесомость хрупких декораций, что вот-вот разлетятся потревоженным пчелиным ульем по окрестностям. Стекут краски холстов. Малиново-желтые кровоподтеки заката съедают мир постепенно, выгрызая проплешины пока еще серого мрака.
Стоит ли останавливаться, чтобы снова увидеть красоту серебристых ручьев, стекающих вдоль обнажившихся корней вековых гигантов? Стоит ли рассматривать каждый лист в попытке заглянуть дальше, увидеть незримое, невидимое, бесплотное, неосязаемое?
Да и что такое плоть? Струпья таких же декораций, наспех скрепленных общими механизмами функционирования. Если ничто тебя не отвлекает, разум подобен молнии, скользя по промасленным тропинкам мыслей вдоль дальних рубежей вкрадчивой памяти.
Да, я, кажется, это уже помню...
- Твои глаза, разумнейшая, - вкрадчиво подпевает Холг, - глаза лгут и уши лгут. Все лжет. Но если так много всего вокруг лжет, может быть, это просто ты не видишь правду. Или хочешь верить, что под комьями грязи вдруг блеснут сапфировые огоньки? Прелестно...
- Ты безумен, - вырывается на волю, - а я? что я? Я только иду туда, куда иду, чтобы не оставаться там, где мне нечего делать.
Разумно. Куда более, чем веками точить мысли о краеугольные камни навязанного кем-то образом жизни. Ты не такая как все - рвется из тщеславных мыслей... но внутренний голос неумолимо напоминает: Как и все, рожденные, в каждом из миров.
Серебристо-белая шкурка зверька мелькает среди деревьев, резко контрастируя с безмятежными красками живой природы. Здесь нет ничего серого или бледного, кроме тебя и, может быть, его, если он - не плод воображения.
- Прелестно, - доносится до тебя, - ты уже решила все за меня и за себя. А что если это ты - моя иллюзия. Ты мне снишься, о безумная из разумных и я скоро проснусь а ты... ты исчезнешь, растворившись в утренней дымке, рассыпавшись росой на изумрудных листьях слишком густой травы... но чу, я умолкаю тут...
Занятно. Пока разум занят долгими и сложными вычислениями логики, мысли кричат о том, что близко опушка. Ветви редеют, крона сросшихся шапок лесовиков уже не так густа, а сквозь просветы бьет упрямое солнце, слепя не привычные к этому глаза. Болезненно щурясь, приходится отступить под спасительную тень. Дождаться бы ночи...
- В этом нет смысла, - наконец извлекает проснувшийся разум, - если я снюсь тебе, то я всего лишь сон, иллюзия. Иллюзии не способны на размышления.
- Харррр... грх.
Восклицание слышно откуда-то сверху и рубиновый взгляд скользит в оранжево-красном мареве, пока не натыкается на нечто белое, пушистое... и чуждое. Холг сидит на высокой ветке, прищур его золотистых зрачков обжигает пристальным вниманием.
- Откуда знать тебе, дщерь? Если ты, разумеется, не иллюзия. Но если ты иллюзия и знаешь о том, что иллюзии не думают, то почему тогда задумываешься об этом? О, сколько вопросов и ни одного ответа. Я чувствую... сочувствую тебе, дорогая, но прости - у меня нет ответов. Давай сойдемся посередине - мы оба спим и видим этот чудный сон, в котором эти жуткие декорации меняются... ах да, прости за этот яркий свет. Очевидно, это результат моей "памяти", не твоей.
На мгновение, всего только на одно короткое, невыносимо жуткое мгновение, в душе становится пусто, как в глубокой яме, дна которого не увидеть и не нащупать. Потом на смену приходит обычное отстраненное любопытство, заставляющее искать все новые рисунки на прожилках мраморной сетки очередного съеденного временем листа. Когда нибудь ее пиршество станет совершенным. Очень скоро земля покроется толстым слоем белого жира, которым, насытившаяся, она прикрывается холодными зимними месяцами, чтобы летом, отощавшей и продрогшей спешно выращивать свежую зелень для очередного витка пиршеств.
- Все равно, - раздается в тени, - если то, что я вижу - единственное, что я вижу, какая разница, сплю я, или нет...
Чудятся тихие шаги знакомой эльфийской поступи. Охотники? Хочется встать и уйти, но охотники - это особая статья. Если хочешь, чтобы тренированный взгляд тебя проглядел - ты просто сидишь и не двигаешься. Хищник, а разумных редко можно обвинить в противоположном, всегда видит движение, а не бледное пятно в холодных красках теней.

Отредактировано Аэлия (2011-12-28 15:14:20)

Мир дарит нам множество удивительных вещей.
Она красива и волшебна, эта безумная декорация с множеством деталей и каждая из них требует пристального изучения. А звуки?
Звуки особенны и волшебны. Без них мир бы казался пустым и безжизненным, словно картина бездарного художника в которую забыли вдохнуть жизнь. Переливчатое пение птиц и стрекот кузнечиков. Шелест колеблющейся листвы и мягкий шепот ветра, скользящего меж ветвей.
Но иногда, очень очень редко, удается подслушать нечто иное. Например злое, надрывное жужжание стрелы, скользнувшей мимо равнодушно-холодного лица, пронзив в древесную кору. Погрузившись в живую, молчаливую плоть. Оперение нежно трепещет, вибрируя остаточной энергией прерванного полета, но сейчас не весна, дерево не истекает соком возрождения.
Оно уже сейчас наполовину уснуло и даже злой укус стрелы не пробудит его от тяжелого, долгого сон. Бледные пальчики протянутой руки гладят оперение почти ласково, однако в следующий миг изящная, но достаточно сильная рука ломает стрелу.
Это - дань почтения дереву.
- Живое целит в живое, - тихий голос звучит, как если бы вдруг заговорило само дерево, печальным серебристым шелестом, - да цель не та.
Это какой-то импульс. Экстатическая дрожь пробегает по всему телу, когда в разуме высвобождается что-то злое и игривое, но на лице нет и следа чего-то необычного – лишь тень густой кроны в бледных тонах. Встаешь мягко и решительно, выходя навстречу неведомому, надеясь, что оно окажется интересным и новым, увлекающим.
Ты почти уверена в этом… и тонкая, бледная рука скользит к сердцу, нащупывая слабое биение жизни где-то внутри этой ненавистной оболочки, причисляющей тебя к лику декораций.
- Вот подходящая цель.
Слабая улыбка начинается на лице, как зарождается восход на бледном горизонте нового дня. Это вызов и вызов очень простой. Охотник должен знать, что лук должен пропеть свою песню или уснуть в чехле.
Легко проследить направление вонзившейся стрелы. Это только неразумный зверь не знает о таких вещах, для той, что родилась в лесах, нет подобных секретов. Они привычными инстинктами пронзают разум, заставляя искать охотника именно там, где он затаился. Она.
Привычные черты лица родича. Но вряд ли это погоня за беглянкой – тогда охотница была бы не одна. Аэлия умела «чувствовать» слежку и обладала превосходным слухом, как и большинство эльфов. Красться же по сухому валежнику осеннего леса совершенно бесшумно не могли даже эльфы. Сухой шорох самого леса звучал иначе.
- Убегаешь или прячешься, - тихо сказала эльфийка, - все одно умирать усталой, верно? Чего ты ищешь, родич? Здесь нет подходящей компании, только игра теней от крон деревьев. И ты говоришь куда громче.
Это был Первый урок. Она помнила его слишком хорошо, чтобы забыть. Для того, чтобы правильно слушать лес, нужно самой стать намного тише. И сейчас это был укор, легкий и незаметный, понятный разве что эльфу. Стрела прозвучала слишком громко, она нарушила ход мыслей и это было невежливо.
Если только лук не был готов выстрелить. Вот почему она стояла сейчас на открытом месте, прижав руку к груди чуть пониже сердца. Укоряя, но не только это вело ее.
Дикое, злое и неудержимое в мыслях азартно кипело всплеском странного возбуждения. Мурашки холодили кровь, пытаясь доказать равнодушному разуму что угроза вполне реальна, и что стрела может оборвать жизнь раз и навсегда.
Иногда этого хотелось.

Отредактировано Аэлия (2011-12-28 22:29:59)

Преувеличение. Недопонимание.
Иногда, тебе кажется, что Творец намеренно заставил существа обмениваться ворохом ненужных слов, вместо того, чтобы делиться образами и мыслями. Ярость вспыхивает в оболочке мгновенно, но это горячая злость, направленная вникуда. На весь мир.
- Она не знает, алонэ... - белый мех медленно скользил по стволу дерева, спускаясь вниз, - что вы сбежали от… своих. Вам нужно выражаться яснее, - полыхнуло смешком, коротким и рваным, - даже если вы… всего лишь… спите.
Ни к чему отвечать. Все равно, она не видит его, как не видели все остальные. Холг – особая иллюзия, доказывающая лишь одно – что вокруг тебя нет ничего определенного до конца.
Словно завороженная, двигаешься навстречу той-что-вышла-из-тени. Моложе или старше… не понять, она выглядит так же как ты, только краски мира в ней звучат куда отчетливее, на зависть. Медленно, осторожно. Она осматривает тебя точно так же, так поступают все звери, перед тем, как понять, что делать. И разумные – не исключение.
Просто еще один виток активности декораций.
- Забава, - тихо произносят губы, как будто сами по себе, - хорошо, что тебе нравится. Нельзя делать то, что не нравится, это как поедать то, что не можешь переварить. Яд проникает в тебя медленно. Я слышу и понимаю тебя, но между нами нет… счета.
Забавно чувствовать себя. Впервые за долгое время уединения мысли вдруг обрели четкость и ясность на несколько долгих секунд. Неужели из-за того, что рядом кто-то есть?
Еще один лист, точнее, тяжелый скелет увядающей жизни упал, кружась, на ковер листьев, к ногам незнакомки. Он отвлек внимание, снова пробудил в душе коварное буйство разбредающихся мыслей.
Стрела и обида. Не вяжется. Если что-то тебя гнетет, нужно выравнивать колесо эмоций противодействием, ибо сказано – «око за око». Не все верно понимают смысл, но суть такова, что стоит быстро занять разум чем-то похожим по воздействию, адекватным ответом, чем пытаться лишить себя гнева спорами.
- Стрела сломана, родич, - это двойной намек. На ответ и на ничью, - она не стоит упоминания ни здесь, ни в каком-либо из миров.
Мягко переступая, из-за деревьев вышел красивый конь. Тонконогое существо с благородным взглядом, который эльфийка тут же «зацепила» своим, кровавым, пустым, как соленые озера. Она вздохнула, подойдя ближе.
Незнакомка спешила с расспросами, как будто торопилась куда-то.
- Кто ты, чтобы спрашивать меня? – с улыбкой вымолвила альбиноска, обойдя охотницу и, словно невзначай, коснувшись ее плеча, - не назвавшись сначала? Да и что даст мое имя. Для тебя я – бледная тень в мягком сумраке леса, а ты для меня – поющая стрела, прилетевшая издалека.
Холг бесшумно пролетел по шелестящему ковру, но ни звука не раздалось в ответ.
- И все-таки ты – тень снов, - еле слышно, чтобы не слышала незнакомка, прошептала Аэлия, - иначе мир бы отвечал… на тебя.
- Спорный момент, - парировал Холг, - может, это мир устроен так. Декорации отвечают друг другу, а я – особенный. В чем-то мы похожи, алонэ. Бледность – это не данность, но отсутствие цвета – проклятье естества. Тебя не примут нигде, по-настоящему.
Он улегся в корнях дерева, насмешливо переводя взгляд с одной эльфийки на другую. Казалось, зверька забавляет странная ситуация, при которой напряжение было особым, внутренним. В воздухе повисла та самая жуткая неуверенность, раскинув тенета сомнений повсюду.
Она кралась, как настоящий хищник, прежде, чем забраться в душу. И там, поселялась навсегда.
- Я – Аэлия, - вдруг произнесла альбиноска, заработав неприязненный взгляд Холга, - капля без озера.
Никаких имен – вспомнилось ей. Все равно. Жизнь – это лишь сон и неважно, что в нем произойдет. Вед в конце концов, ты проснешься.

Такие теплые и приятные чувства.
Иногда, чтобы понять то, что расползается вокруг тебя, не хватает и целой вечности. Это краткий, неописуемо мимолетный миг, в котором нечто интересное промелькнуло, досадливо растворившись в дымке, незамеченное, непонятое, неуловленное. А ты - задумчиво смотришь вслед, пытаясь понять, что именно упустила, что могла понять и нащупать. Нам нужна вечность, чтобы понять один миг.
Реальность - это катастрофа. Жизнь источает яд сомнений, подтачивая даже самое светлое доверие, ведь... так говорят. Так должно быть. И что-то вроде сомнения и неуверенности должно проскальзывать в твоих глазах, когда ты смотришь на эту охотницу, но ничего нет. Ни тени сомнений.
Что значит сомневаться?
Испытывать нечто, противоречащее всему, что видишь и ощущаешь? Если огонь жалит - ты понимаешь, что это неприятно и больно. Нет никаких сомнений. Так подсказывает логика, ведь огонь есть и он создал Боль.
Зачем сомнения? Они созданы словно нарочно, чтобы растянуть познание, не дать заглянуть под корку декораций, разглядеть сюжет. Доверие? Возможно, это оно и есть. Но если не доверять, то как жить? Как узнать, каков наощупь камень, если не прикоснуться к нему, не погладить его ладошкой, чувствуя гладкую, шероховатую поверхность. Без доверия и с сомнениями в мире нельзя жить, можно только существовать.
- Дом Призрачной луны, - память ухватилась за привычую приставку родового имени, как зверь, отчаянно пытающийся вырваться из клетки, - Иссилиэль. Приятно.
Ощупывающе-любопытный взгляд снова пробежал по очертаниям теперь уже знакомой декорации живого существа. Любопытно. Интересно.
Протянутую руку встречает изумленный взгляд рубинового любопытства, но жест из прошлого уже узнан. Остается только протянуть руку, вложив ее в чужую. Ощутив как покалывает пульсация жизни в том, что издалека кажется неживым.
- Осторожнее, алонэ, - прервал мысли голос Холга, холодный и неприязненный, - нельзя вот так просто...
Не просто. Отнюдь не просто. Дело не в том, что для того, чтобы решиться на что-то нужны усилия. Скорее, дело в том, что сомнениям никогда не было по пути с той, что всегда носила клеймо белой вороны.
И, отчего-то вдруг, становится теплее, хотя злая пульсация чего-то чужого все еще внутри, только притихла немного, чтобы вырваться наружу тогда, когда ты этого не ожидаешь. Как тихо вокруг. Лес становится тише, если слушать только свои мысли. Кажется, умиротворение и покой пропитывают здесь каждый умирающий листок. Это покой танцующей, кружащейся в ворохе опадающей листвы, смерти.
Убийственная серьезность вечного цикла.
Что-то рождается в памяти, точнее вызревает, пробуждаясь.
- Капля ищет путь в земли людей, - доверчиво произносит бледная тень, - а что гонит в путь стрелу?
Снова это ощущение. Острое покалывание в висках, что через несколько минут, возможно, превратится в сильную боль. Это всегда меняет тебя, но как узнать, в лучшую ли сторону? Просто все вокруг будет немного иным.
- Я предупреждал, - нудит Холг за спиной, - нельзя входить в контакт, пока вы еще не готовы. Города, разумные... все это так опасно, алонэ, так опасно. Им нельзя верить, нельзя слушать, нельзя внимать и даже ощущать. Они - создатели лжи, виртуозные запудриватели умов... люди...
Последнее слово зверек произнес с явным отвращением, словно сплюнул его на землю.
Беспомощно улыбаешься.
- Akadaria manaaraen. Душа видит душу. Laihe jaar. Я должна найти путь, если он есть, понимаешь?
Последнее сказано горячно и отчаянно, в тщетной попытке разглядеть что-то в бездонных озерах глаз Иссилиэль. Если там что-то и есть, эльфийка прячет это надежно, очень надежно. До тех пор, пока не наступит ночь, ее веки не сомкнутся и запоры неслышно растекутся, оставляя ее сущность неприкрытой. Ничего сложного, просто визит вежливости, кажется, именно так говорят разумные.
Губы шепчут что-то неразборчивое.
Ждать. Да, ждать. Если что-то где-то есть, быть может это именно то, что нужно? Или нет, но во всяком случае, можно просто проверить и понять. Да, понять. Это просто. Куда проще, чем придумать или догадаться. Лучше подойти и погладить камень, чем пытаться вообразить, что ты касаешься его, чувствуя его холодную твердость. Arae Golhu.
Оба языка, постепенно, сливаются один. Родичам никогда не нравились гортанные, злые звуки этого другого языка. Может быть, дело в том, что они просто не понимали, о чем речь? Ведь даже если ты сидишь в полной темноте, то боишься вовсе не бесплотных объятий мрака, нет. Ты боишься чего-то иного, затаившегося в невидимости. Чего-то, с улыбкой кошмарного безумия наблюдающего за тобой, высматривающего каждое твое движение. В темноте даже звуки другие. Все время кажется, что слышишь сглатывания предвкушения вкуса твоей плоти, разорванной в страшном броске, последнем, для тебя. Наверное, это потому, что все боятся смерти.
Как это просто - сказать, что ты не боишься. Но если подумать глубже? Дольше?

Отредактировано Аэлия (2011-12-30 11:04:23)

Да, смерть.
Что будет после того, как все исчезнет? После того, как тьма накроет тебя и закроет от тебя весь мир. Исчезнут ли декорации? Изменится ли хоть что-нибудь, если твое имя перестанет звучать в устах тех, кто забудет даже то, как ты выглядела? Смерть это последняя из запретных тайн, которые хочется разгадать.
И это не обычная смерть оболочки, это что-то куда более древнее.
В глазах охотницы - интерес, она не скрывает этого чувства, как и ты не скрываешь своего. Кажется и она ищет свой путь, но это не широкий тракт, который видно издалека. Это как идти через лес, не зная, идешь ли по той самой дороге или просто бредешь вникуда.
Свобода...
Странное слово. Оно должно означать что-то высшее, необходимое, как воздух, или еще больше. Свобода - это когда ты можешь делать все, что хочешь, даже если ты никогда этого не сделаешь.
- Я понимаю, Аэлия. Каждый из нас постоянно находится в поисках, и я не исключение. Только я знаю, что путь есть, но вот правилен ли он... Хотя... К чему сомнения? Как долго ты в пути? Ты голодна? Сильно устала, алоокая?
Вопросы. Их больше, чем ответов. Но как ответить?
- Шшшш, - дьявольски знакомый, вкрадчивый голос вмешивается в мысли, - твфои мысссли вссе грромчше, alonae. Aelu tinn, нно ммы вфедь-сснаем, как вссе кончшщитсся. Syunn Akada.
- Нет!
Невольно вскрикнув, вдруг вспоминаешь о том, что для Иссилиэль черного кота просто не существует. Зато она прекрасно слышала этот крик. Неловкость пронизывает рубиновый взгляд, когда он встречается с серо-голубыми озерами глаз охотницы. Кратким всплеском воспоминаний возникает невероятно красивое озеро, что раскинулось в рощице, неподалеку от отчего дома. Когда в лазурном небе проплывали барашки белых облаков, озеро было именно таким. Оно искрилось светом.
- Но ты ведь знаешь, что путь нельзя увидеть, - спешно шепчут побледневшие губы, - путь это то... что ты чувствуешь. Что такое сомнения? Я не голодна, не устала. Но мне хочется узнать тебя, увидеть. Понять. Каково это - быть частью чего-то целого, но хотеть отделиться, найти иное предназначение? Вопросы, вопросы... - рассеянная улыбка рождается на безумном личике ребенка, внезапно открывшемся взору, - тебе никогда не хотелось заглянуть глубже, чем ты можешь увидеть? Этот мир, он движется в обоих направлениях. Точка и бесконечность. Чертовы ньюны... Akada... Akadaria manaaraen. Так будет правильнее сказать, - легонько касаешься предплечья ее руки вытянутыми пальчиками, - если я хочу посмотреть так близко. Я чувствую, что знаю что-то, но не могу дотянуться отсюда... странно, правда?
Слова внезапно иссякают, как будто оборвалась невидимая струна и обрывки все еще звенят, отдаваясь в дальних уголках души. Вот только сказать уже, в общем-то, нечего.
И потому, ты только беспомощно глядишь все в те же серо-голубые глаза, пытаясь отыскать в них крупицу понимания. Мир уже меняется и черный кот, насмешливо глядящий из-за ее спины - только подтверждение этих перемен.
- Tinn criedha, - напоминает он, мягко переступая с лапы на лапу, - вссе начшщинаетсся одссинакххово и зссаканчшщиваетсся одссним.
Дрожь, пробегающая по всему телу - это резонанс воспоминаний. Слова кота должны быть знакомы, как и он сам.
- Сол, - рождается шепотом на губах, - правда. Тот-кто-был-в-одиночестве.
Черный, мертвый кот, который уцепился за жизнь с упорством сильнейшего из Узлов.
Друг.

Отредактировано Аэлия (2011-12-30 23:02:51)

В просветах густой кроны - разорванные нити света, пронзающие воздух и, кажется, даже землю. Мягко шуршит листва, повинуясь порывам легкого, уже почти холодного ветерка. А он, как мальчишка сорванец, играет с прядками развевающихся волос. Улыбаешься.
Хочется смотреть в эти озера напротив, даже если это не поможет разгадать тайну.  Слабодействующая кислота любопытства разъедает сознание, требуя всплеска ответов, но это как разнить аппетит, обнюхивая еду. Хочется растянуть удовольствие мучительного ожидания на века. Смешно. Смешно то, что тебя вообще волнует ожидания, когда в душе просыпается древний, как этот мир, голод.
Растеряный взгляд стыдливо теряется где-то у ног, между скелетообразными трупиками облетевших листьев, в сырой, промозглой земле, накрывшейся оранжево-красным одеялом.
- Боги? - шепчет исчезающий разум, - Поток? Sieldhe? Я не видела ничего подходящего, но, возможно, я не там или не туда смотрю, прости.
Мир стекает.
Словно облазит с него слащавая шкурка мира и спокойствия, растекаясь багровыми тонами крового зарева. Страх колотится в душе, стучит в грудь биением сердца и отдается болью в висках. И все внутри сжимается в тоскливом предчувствии чего-то очень плохого.
- Я предупреждал, - выскальзывает из-за деревьев Холг, пялясь на черного кота, - предупреждал, предупреждал. Не говори мне, алонэ, что ты не слышала, или забыла
Он, верно, смеется.
Что-то в душе безумно хохочет, вырываясь наружу, расцветая на бледной полоске сжатых губ тяжелой, многообещающей улыбкой. Тени вокруг становятся длиннее, а голод - все ненасытнее.
"Я хочу, хочу... влезть тебе под кожу, забраться туда, где ты прячешь все самое ценное, раскрыть тебя, как цветок, стыдливо прячущий нектар в объятиях широких лепестков. Я пчела, а ты - то, что мне нужно. Зло? Я - зло? Все, что нужно мне - лишь знания, но спроси меня, что я дам взамен... я могу задать этот вопрос вслух, но ты рассмеешься, не поймешь или и вовсе отбросишь меня, как ненужную игрушку.
Я игрушка? Если хочешь, так оно и будет. Представь меня чем угодно, заставь меня изменяться и впитывать твою боль, твои терзания, твои тайны. Они умрут во мне, ведь это лично.
Как твой личный сундучок в моем доме, от которого есть только два ключа. У тебя и у меня, но что...? Что я на самом деле могу дать тебе взамен."
Мучительно больно понимать, что у тебя ничего нет.
Усталость, неудовлетворенность, даже цель... ничего этого нет. Есть только черная бездна голода, одиночество и огромное пространство сплошной дороги без следа Пути. И если ты стоишь, то лишь потому, что следующий шаг может решить все.
"Все, слышишь? Ты любишь играть? Все любят играть, но, наверное, тебе не понравятся мои игры. Они никому не нравились, потому, что люди всегда боятся одиночества, но ненавидят, когда кто-то подходит слишком близко. На расстояние препарированных чувств, скрытых в глубине шкафа со скелетами.
Да. Наверное, тебе это не подходит, но все же я бы очень хотела."
- Я не знаю, - растерянно говоришь в ответ, - не понимаю тебя. Что я могу дать? - растерянно моргая, боясь упустить то, что уже не повторится, в запальчивости выкрикивает, кажется сама душа, - Нет! Я не то... другое... я хочу сказать...
Отчаянно скрипят шестеренки механизма под названием случайность. Ты не знаешь и не понимаешь, в чем дело, но какое-то странное чувство толкает навстречу неизбежности.
- Прости, - шепчет бледная тень, подходя на один крохотный шажок, - возьми все, что захочешь. Если найдешь то, что тебе нужно, стрела. Если не за тем ты прилетела, то зачем еще?
Последний штрих. Подступающие тени смеются, колеблясь в пыльном осеннем воздухе. Им весело, но причину этого веселья ты понимаешь не сразу. Как крыса запертая в угол, зависимость от чужих секретов всегда играет свою роль и ты просто не можешь иначе. Собака готова ползти за человеком куда угодно, если он покажет ей, смертельно голодной, манящую кость.
Иногда, что-то оказывается сильнее голода. Но это - не тот случай.
Смешно...

Почему?
Почему, когда ты глядишь вокруг, то видишь лишь пепел сгорающих надежд. День за днем, год за годом, все вокруг собирается в точку, подобно тому, как мир однажды примет Следующий виток увеличения и где-то в Sieldhe взорвется эхо реинкарнации.
Но это будет не сейчас. Пройдут миллионы миллионов... периоды полные злобы, страданий и отчаяния. Все исчезнет, и даже ты растворишься в сером сумраке небытия, оставив декорации догорать в жадном пламени стихии сущего. Надежда. Какое же странное слово, комбинация ничего не значащих звуков, но если порыться в матрице чужих ощущений, снов, окажется, что оно глубоко как сама вечность и столь же желанно.
Оно ведет вперед, разжигая искру жизни, как свет далеких звезд согревает землю. Слишком далеко, но как будто бы здесь, рядом. За следующим поворотом, очередным деревом или ямой, через которую надо еще перепрыгнуть.
И эта надежда светится в серо-голубых озерах. Плещется грубой, до растерянности в твоей душе, уверенностью в том, что все можно изменить.
Можно, но какой ценой? Остается лишь предательская мысль, что вполне способна поколебать основы всего, во что веришь. Она не знает, верно? Не понимает, в чем цена, но тем легче ее заплатить. Укол и все, но это, все же, во стократ легче, чем глядеть на сверкающее острие, ожидая того момента, когда звучная тетива пропоет прощальный гимн улетающему жалу.
Мир таков. И в самом деле... жаль.

Тени расступаются. В причудливой игре их движений чудится некая закономерность, безумный танец неведомого, заключенный в силовое поле иллюзорного Договора. Вот, что сейчас произошло и никто не мог подслушать.
Легкая, безумная улыбка скользит по лицу сноходки, застенчивая улыбка нежного хищника. Нет, не совсем так. Скорее - равноценный обмен. Око за око, сердце за сердце. Только здесь и сейчас и не нужно подписывать кровью. Все уже отпечаталось в красных, как кровь глазах.
Обещание.
И вдруг это. Как будто легкий ветерок, пахнувший прямо в лицо и затем - касание чужой жизни, пахнущей чем-то совершенно непривычным теперь, когда незнакомое стало намного ближе. чужие руки обнимают растерянную тушку бледной тени, не подозревая о страшной пустоте, разверзшейся в душе.
Мне не нужно быть нужной...
- Так ли это, - шелестит Холг, оскалившись игольчатой усмешкой, - или нет, механизм запущен, грезящая. Время идет, нет... летит и тебе будет трудно сдержаться. А теперь еще это... обещание.
- Я знаю, что делаю, - беззвучно шепчут бескровные губы, а мысли уже столпились на краю пропасти.
Как будто она, стрела, прилетевшая неведомо откуда, вдруг раскрыла перед тобой все то, что так тщательно, с годами, укутывала ты, пряча от себя самой.
Хорошо.
Я буду нужной? Или это только миг? Время уподобляет искры песчинкам, послушным ветру. Лишь он способен изменить все, но когда ты услышишь вкрадчивый шепот листьев невдалеке - это значит, что он пришел. За тем, чтобы изменить твой мир навсегда. Но не сейчас, нет. Сейчас тонкие руки обнимают незнакомое существо как сестру или близкую подругу. В них недостаточно сил, но это всего лишь временная слабость неожиданности.
- Спасибо... - ее глаза закрылись не так, как обычно. Как будто эльфийка обдумывала что-то... или вспоминала. Так бывало обычно, - Спасибо, спасибо, спасибо! Ты... ты даже не представляешь...
- Fai Llerjin, - незнакомые слова срываются с губ раньше, чем ты успеваешь себя остановить и исправиться, - у меня для тебя целая вечность. Как и для всего остального. Во всем мире у всех и для всех... странно, да? Я многого не понимаю...
Кажется, ты задумалась надолго, поскольку в следующий миг тебя ее уже нет рядом, она шепчет что-то своему saeje, прежде, чем снова обратиться к тебе:
- Пойдем со мной, Аэлия. Мне всего лишь нужно переодеться и взять пару вещей.
- Последний шанс, - предупреждает Холг, - ты наблюдаешь, но не вмешиваешься, но сейчас, что изменилось? Что ты видишь, что чувствуешь? Все рожденные одинаковы, неужели ее искра может что-то подарить твоей?
Но это уже не важно.
Застенчивая улыбка тихой гордости прячется под стремлением разглядеть листья у себя под ногами.
- Aleir cidhe, Иссилиэль. Я с тобой и за тобой.
Однако, кто из вас iluen, а кто - saeje пока неясно. На это может уйти вечность осознания.

Отредактировано Аэлия (2012-01-03 11:10:42)

Разум колеблется.
Играет улыбкой, дрожит на ресницах и плещется в кровавых озерах. Хочется сказать что-то правильное и умное, но сейчас не то время и не то место. Смутные образы размывчатых пятен плящут перед глазами, яростно кружатся и как будто глядят навстречу, внимательно наблюдая за тобой.
От такого внимания не по себе.
Внезапный луч, вырвавшийся из-под кроны шелестящих деревьев мазнул по лицу резкой болью, остро режущей зрачки. Не успевая прикрыться рукой можешь только и всего, что простонать, прежде чем тень заслонит свет. И даже тогда боль остается пульсирующей вязью, не сразу отпуская тебя из своих объятий.
Почему так? Почему Боль? Почему Правила, которые нельзя изменить. В этом смысла не больше, чем в размеренном хаосе Вселенной, порождающем все новые и новые осколки. И, кажется иначе нельзя. Огонек горит, потому, что альтернатива - погаснуть и сгинуть навек.
Какое же странное создание - она. Та, что идет рядом, ведет за собой неведомо куда. И странне всего вопросы, которые всякий раз ввергают сознание в изумление, сравнимое с тем, как впервые был познан этот мир. Первый взгляд, первый звук... первое настоящее ощущение. Сны - это как дешевая копия, картина написанная с натуры. Великолепной, несравнимо превосходящей в красоте и сложности.
- Аэлия, ты умеешь ездить верхом?
Отчаяние выбрасывает в кровь страх. Липкий и тягучий, он медленно растекается по сознанию. Верхом? Мучительно долгое воспоминание рождается не сразу. Saeje. Сфор. Верховое животное.
Наездницей Аэлия никогда не была. Дело было даже не в том, что она не умела и не хотела учиться. Сноходка попросту не могла заставить себя использовать животное, в чьих глазах светился разум, подобный тому, что был свойственен разумным. Она равнодушно глядела на других наездников и наездниц и в том была великая загадка сознания - ей было все равно, что думают и делают остальные. Кроме тех, кто возбуждал любопытство эльфийки.
- Нет, - прошептала она, бросив пытливый взгляд на Иссилиэль и на всякий случай добавила, - прости.
Ее спутницу что-то заботило. Отражавшиеся на лице новой знакомой эмоции были красноречивее слов, но Аэлия прекрасно знала, что все тайное неудержимо стремится на волю. Сноходка была невероятно любопытна, но помимо того, она точно знала, что кратчайший путь к знанию тайн - ожидание.
Стоило просто выждать немного времени, чтобы Иссилиэль сама решила, что ей нужно - так оба зайца умирали своей смертью и охотнику не нужно было даже тратить стрелы.
- Алоокая, прости... мне неудобно подобное спрашивать, но... на каком языке еще ты говоришь? Я ничего подобного не слышала...
- Шшшшш, - предупредительно затянул Холг, материализовавшись на плече Аэлии, - опасные вопросы, нерожденная. Я бы не хотел вспомнить, откуда родом эти слова. Одна попытка представить себе цикл Потока может свести с ума по-настоящему.
Язык... Прошлого Цикла.
Память мучительно перебирает миллиарды образов, в попытке найти нужные, но вместо этого рождается Боль, равной которой сноходка еще не испытывала. Мгновенно застыв на месте, Аэлия беспомощно глядела расширившимися глазами вникуда, мелко вздрагивая. Струйка крови вытекала из прокушенной губы, но в следующий миг эльфийка украдкой стерла ее ладошкой.
- Это мертвый язык, - голос девушки звучал тихо, - на нем разговаривали давно стертые manaara, души. Не думаю, что он нужен кому-либо еще. Мертвые иногда вспоминают звуки, слова, только они звучат не так привычно. Их нельзя услышать... извне. Только в слиянии осколков может родиться Обмен, только так развиваются Узлы
На самом деле, ей все равно.
Вопрос, заданный впустую, способ найти в тебе хоть что-то интересное, отличающее пустую куклу от живого разума, способного на откровения. Что она вообще могла найти в такой, как ты?
- Что ты думаешь? - внезапно озвучивает блуждающая мысль, - к чему стремишься? Для чего все это? В цель радости и счастья? Эмоции... откуда они? Как вышло так, что Осколок породил в Потоке что-то настолько новое, удивительно сложное? Я думаю... рассуждаю... Узлы не могут объединяться, они растут миллионами периодов, медленно, осторожно. Самые большие могут удерживать довольно большие осколки, но каждый из внешних миров несоразмерно больше, Иссилиэль. Почему так?
Странно.
Это - доверие, облеченное вопросами, разродившаяся словесным потоком, реальность, уставшая от одиночества. Да, конечно, она может обмануть доверие, но суть от этого не исчезнет, не испарится. Когда вокруг тебя весь мир, свобода кажется образами, звуками и ощущениями. И ничем большим.
Свобода - раздутый шар, цена которого превышает значимость и в этом тоже сокрыта великая загадка, которую ты не можешь разгадать. Как обычно. Привычно. А что такое жизнь? И смерть...
- Снова это, - шипит Холг, вцепляясь когтями в плечо, но боль какая-то мутная, почти неосязаемая, - я ненавижу это в тебе, нерожденная и в том - великая разгадка бытия. Смерть это не начало и не конец в Периоде, смерть - ничто.
Эхо порождает эхо.
- Ничто.
Бледные губы сжаты в полоску, мраморное личико кажется беззащитно-доверчивым в этом смущенном созерцании кучи сложенных листьев у корней дерева. Резная поверхность коры завораживает своей сложностью, причудливые ветки словно стремяться вырваться из плена земли, тянутся наружу, к солнцу. Странное стремление.
Солнце обжигает, как Поток. Он - жизнь, но жизнь, смертельно опасная для живого. Слишком много яростной, бурлящей жизни.
- Абсолютное ничто, - улыбка мраморной статуи холодна как лед, - на вид кажется всем. А точка - бесконечностью. Иногда, мы просто смотрим не так, как должны и, может быть, вовсе не туда, куда нужно. Не понимаю... а ты?
Вопрос адресован ей, бледная рука на миг нежно касается плеча Иссилиэль, но тут же отдергивается - это страх быть непонятой. Страх, что тебя оттолкнут или снова не поймут. Разум привычно готовится справиться с этим.
Это то, что ты делала всю жизнь.

Глупость. Совершеннейшая глупость - пытаться понять то, что видишь и чувствуешь. Это как попытка понять речной поток, барахтаясь в стремнине. Поток. Средоточие. Вечность...
Был Поток, до сотворения миров и нигде не было признаков Единого и сынов его. В бездне безликой пустоты проистекал великий свет, коему ни конца, ни края не было. И в свете том была жизнь, но была она другой, отличной от замыслов Его.
Не было названий у всего, что творилось в пространстве, не было имен и названий, поскольку не было и тех, что могли их дать. Но из пламени света был порожден первый из миров и за ним остальные, удаленные друг от друга миллионами периодов существования.
Они говорят, Первым ступил он в Сущее. Окропил светом землю, поднял небо над головой и возжег на нем великое множество sial, миров в мирах. И разделил каждые сутки периода на день и ночь, а днем поднял над головой caele'sil, чтобы разогнать мрак и осветить мир.
Не было в мире людей и не было древних, но великое множество существ создал Он, возжигая в каждом alsael, искру света. Разной силы была она в существах, и на то был замысел Его.
Пришло время Angh'Aele, светоликих. Из чистого света сотворил их Он и, едва узрев лик его, обрели Старшие Дети разум и частицу Замысла его в дар. Но не дал им ступить на землю Единый – поднял он на небе Angh’Mor, сказав: «Зрите, внемлите Замыслу моему. Ибо нет на Земле места бессмертным, как нет места рожденным среди вас. Лишь гостями будете вы на Земле».
Angh'Aele были бессмертны, не ведали они увядания и старения, не знали болезней, живя в чертогах неисчислимых дворцов и садов Angh’Mor.
Продолжался Замысел Единого на земле. Велика история разумных, много тысячелетий продолжалась она, до сего дня и будет продолжаться, пока не прервется – таково Сущее.
И лишь одно было всеми забыто.
В черной бездне Phoare Goaltha, существа, что значительно древнее Angh’Aele, с любопытством взирают на нас. Безмолвны древние, что молчат со времен Красного Мора. Кровью окроплены земли Аларии и уже нет на ней единства прежнего.
Странные это воспоминания. Словно и не твои вовсе, а навеяны чем то столь же мудрым, сколь и коварным, прячущимся в укромных уголках шепчущих грез. Сны всегда приносят с собой осколки и всякий раз они - новы.
- Время.
Аэлия думала об этом странном понятии, включавшем в себя меру, единицу измерения витков сущего. Нити не знали о времени, не ведали о нем и отстраненные узлы.
- Я боюсь понимать, - честно призналась сноходка, - знание может убить разум навсегда, если его слишком много.
Память, как раскрученный кнут погонщика зло рассекает воздух, прежде чем отпечататься болезненными образами на голой коже. Все разумные - рабы прошлого. И на этот раз - всего лишь сон, но один из первых, сладких и беззаботных. оброе воспоминание гаснущего детства.
"Они были серебристо-серыми.
Я говорю о нитях. Сейчас уже это не имеет никакого смысла, конечно. Говорить о них. Просто вспоминается иногда то время. Беззаботное. Правильное. Мы часто играли вместе, словно дети, которые никак не могли повзрослеть. Возможно, все должно было измениться в любом случае.
Мы все менялись. Впитывали в себя странные образы Узлов. Но я забегаю вперед.  С чего все это началось?
Я  не знаю. Быть может, знает она, поскольку в моих первых воспоминаниях она уже была рядом, сильная и яркая как Солнце. Звезда, горящая рядом. Иногда ее пламя причиняло боль, иногда – просто обогревало, но всегда было что-то отличное от Пустоты.
Нити были до нее. Она никогда не рассказывала о том, что было до меня, может быть потому, что я никогда не спрашивала. Но Нити старше нас всех, в этом нет сомнения. Серебристо-серые, умопомрачительно красивые в переплетающихся узорах и теплые в моих ощущениях.
Тогда я еще не знала таких слов. Слов вообще. Мы просто играли.
Касание. Обволакивающее приглашение. Мягко скользит вдоль нитей Узел ее сознания, маня присоединиться. Где-то впереди ощущается это. Название? Зачем нужно название тому, что никогда не называется? Нити ведут к нему, вот все, что может быть важным.
В этот раз оно называется Море. Темно-синее, с зеленоватым отливом. В нем много странных оттенков Цвета. На грязно-сером песке уже воплощается ее образ – что-то собирательное, сотканное из чужих грез. Это очень непривычно даже сейчас, после очередного Вмешательства.
Она называет это Грезами. Все, что вокруг. Это Море, Пляж и еще много странных слов и понятий. Невесомая, летящая ткань. Так называется то, что сейчас развевается как клубок Нитей Потока. Мне нравится. Здесь я могу Смотреть и Слушать.
Зовущий взгляд. Мы не произносим Слова, просто глядим друг на друга. Даже этого не нужно, мы чувствовали друг друга всегда. Каждый из оттенков настроения Узла. Ее Узел дрожит от нетерпения, мой же, напротив, спокоен. Это очень странно. Узел должен дрожать, когда я постигаю новое, но я спокойна. Непонятно. Она приглашает идти вперед.
Мы должны найти его. Она делает вид, будто это соревнование, но всякий раз позволяет мне выиграть. В этот раз все проще, чем обычно – он сам нас находит. Осколок Грез очень мал и ожидаемое Новое – маловероятно. Ограниченность рождает однообразие, мы привыкли к этому.
Она скользит навстречу.
- Кто вы? – кажется, Спящий проявляет Интерес.
Наш Интерес молчалив. Она научила меня ощущать его обособленно, я понимаю, что это значит. Я иду вперед поэтому. Из-за Интереса.
- Мне интересно, - кажется, это я сказала.
- Что? – он поворачивается ко мне, вглядываясь. Я никогда не видела себя. Это тоже Интерес, но мне, отчего-то, не хочется.
Он пытается меня Оценить. Существа склонные к оценке, Спящие очень странны и играют в такие же странные игры. Больше всего они любят прятки и бег.
- Что интересно? – настаивает он, - кто ты… вы?
Я знаю, как он это ощущает. Нашу чуждость. Она для него – что-то необычное, ведь это его собственный осколок, он не был создан для нас или в расчете на нас. Мы нелогичны, неестественны, его разум отторгает наше присутствие, и сон превращается в болезненную для него реальность. Странные они, спящие. Не любят боль.
- Ты боишься Боль? – спрашиваю я.
Многое потом, но это уже не важно. То – всего лишь воспоминание."
Блаженная улыбка стерта почти мгновенно, изничтожена простым вопросом сущего:
- Разве ты никогда этого не ощущала? Я никогда не слышала о таком языке... Он связан с Осколками, Узлами... Но что это всё такое?
Постепенно возвращаются и остальные ее слова, что сознание скрупулезно записывало в памяти, пока разум блуждал в вечности.
- Чувства, - эхом повторяет альбиноска, коснувшись своей груди следом за спутницей, - все так, как ты говоришь. Но откуда все это? Кто решил, что будет именно так? Странно... Тебе интересен Мертвый шепот? на нем не говорит никто... почти никто. Я не знаю букв и всех слов, лишь отрывки, что помогали улавливать суть по крупицам. Язык сущего намного богаче... но если захочешь, я могу подобрать подходящие по смыслу значения для связей и открыть тебе. Что мы делаем дальше... iluen?

Отредактировано Аэлия (2012-01-07 16:52:42)

"Когда ты начинаешь вспоминать, все меняется."
Безмятежный, буйный мир царит вокруг, во всем его великолепном, непревзойденном многообразии. На секунду можно даже почувствовать себя частью целого, раствориться в шелесте листвы и журчании лесных ручьев, послушать пение тех птиц, что еще не улетели на зимовку. Даже просто провести рукой по красно-оранжевому ковру умирающих листьев.
Это только слово такое – смерть. Глупое и непонятное. Листья растворятся в почве и соками поднимутся назад – в дерево, чтобы распуститься новыми листочками. Круговорот жизни – незыблемая сущность этого на удивление огромного Осколка.
Да, вспоминать.
Бледные тени первого рассвета, нет, даже первый взгляд. Кажется, что это было так давно, что даже слова Красный Мор  никому не говорили ни о чем. Вечность странствий вне этого мира, в мертвой бездне, откуда берет начало все, что потом все равно возвращается обратно. В этом смысле поток похож на почву, а миры – на деревья. И полный Цикл – как год. Осколок не вырождается, он пустеет, мертвеет, впадает в спячку, лишаясь разумной жизни.
А потом – потом он воскресает и вновь наполняется, чтобы пройти полный цикл. Но никому не дано понять, что сейчас в Цикле: «весна», «лето» или уже «осень». В любом случае, пройдут миллионы лет, прежде чем это станет важным.
Легче просто закрыть глаза и не смотреть. Голова болит, когда новые мироощущения вмешиваются в процесс осмысления. Глаза говорят, что должно быть пространство, но его попросту нет. Это такое дурацкое слово, ограничивающее познание. Оно очерчивает круг, который потом не преступить и потому – не понять, что находится за ним. Вне его.
"Боги… ну почему так сложно сохранять смысл?"
Иссилиэль выводит на опушку леса. Отсюда открывается прекрасный вид на небольшую долину, да и солнце скрыто кронами деревьев. Лучше не выходить на свет – это больно и неприятно. Но если она поведет – ты послушно пойдешь. Выбор делается только раз на перекрестке, если только это настоящий выбор.
Иначе слова могут утратить смысл. Потом его уже не вернуть, а вечность сомнений – не лучшая спутница в мирах и вне миров. Не для той, что зовется сноходкой. Как-то это совсем по-человечески – рассуждать о правде и лжи, но можно делать это бесконечно.
Конечно.
Вздыхает с облегчением бледное дитя, усаживаясь в корнях большого дерева. Буря обошлась с ним неласково, покосив гиганта так, что часть корней вырвалась наружу. Так, что теперь они висят безжизненными плетьми, словно челка спутавшихся волос в обрамлении склонившейся кроны. Но дерево не падает, оно как заправский титан могучими усилиями цепляется за землю.
В некотором роде, оно как ты. Цепляется за свое существование, даже несмотря на то, что круг все равно будет очерчен, а цикл – пройдет. Даже фаталисты боятся смерти, они просто не знают, что в них уцелеет и боятся, что это будет лишь бесполезная для разума энергия хаоса.
- Ты можешь подождать меня здесь? Я быстро вернусь.
Контакт - утерян. Рука сиротливо холодеет сейчас, без этой странной уверенности в том, куда идти и что делать. Можно прождать всю вечность, но так и не найти путь, а найдя - его очень легко потерять.
- Я... да, iluen. Я буду здесь.
Всегда здесь.
Иссилиэль уходит. Изящная удаляющаяся фигурка навевает тоску и кажется, что это – навсегда. Декорации меняются слишком быстро, слишком часто.
Почему-то именно сейчас это важнее, чем когда-либо. И тогда, осколок прежней жизни вдруг выскакивает наружу, больно царапнув обострившиеся чувства.
"Небольшой парк за огромной арочной дверью, кажется чистым воплощением сказки. Богатые зеленые тона, пестрые пятна цветочных ковров, раскидистые деревья, густые кроны которых тесно переплетаются друг с другом; все это буйное великолепие лишено каких-либо следов искусственного вплетения – без вымощенных камнем дорожек, скамеек и фонтанов.
Извилистая лента ручейка змеей выползает из-за деревьев на опушку и уже через несколько десятков метров вползает обратно, стыдливо прячась в тени леса.
Идиллия совершенна – если не смотреть в сторону, туда, где огромная поляна обрывается так резко, как будто кто-то вырвал кусок земли. На краю обрыва, в воздухе танцуют две птицы, переплетаясь в причудливом танце.
Заглянув в пропасть, замираешь. Голубое марево слащавых небес, в бездне постепенно тускнеет и мрачнеет, перетекая в кромешный мрак. Впрочем, не совсем, в глубине этой тьмы сверкают яркие, разноцветные точки, похожие на звезды – такие, какими их привыкла видеть ты за годы проведенные в сущем...
Небольшой кусок скалы, отвалившись от края платформы падает в пропасть. Следом шелестят осколки помельче и гигант, кружась в ворохе спутников, исчезает во тьме.
Протяжный, жуткий звук заполняет воздух. Его басовые нотки пробуждают в душе что-то – ужас, поднимающийся из глубин, ужас старинный и странный, причины которого понять невозможно. Прислушавшись, можно разобрать ноты фальшивого аккорда, какофонический разлад, заставляющий все внутри вибрировать страхом."
- Нет!
Страх заставляет очнуться. Тяжелое дыхание вырывается из груди, но Иссилиэль все еще нет и улыбка облегчения, готовая озарить бледное личико, снова прячется в тенях капюшона.

Тишина. Безмятежность.
Странно представлять себе все ощущения прошлого сейчас, когда Слова просочились в разум и пытаются охватить простыми звуками комплексность происходившего в сияющей бездне Потока. Ты не видишь, не слышишь, лишь только что-то вроде чувствования можно применить в описаниях. Нити, тонкие и прочные, стремительно перебрасывают сознание энерготоками, но когда проходишь через центросплетения, кажется, что весь мир вокруг вот вот разорвется и полыхнет вспышкой - как та, что знаменует начало Цикла Aliedhe.
Странно сидеть. Странно слышать и говорить. Странно видеть.
Впрочем все это - привычные странности. Набившие оскомину всем своим существованием. Можно и вспомнить что-то иное. Долгие вечера у каминного огня, сестер по крови и духу, что поначалу не чурались чуждости белоликого существа.
Аэлии нравилось вспоминать, как ей расчесывали волосы. Прикосновения гребня порождали чувство заботы, но сейчас вместо него - только чувство щемящей тоски и одиночество, которое ничем не заполнить.
Близится вечер. Лучи истекающего кровью заката солнца вылизывают долину на прощанье. Тени становятся все длиннее и кажется, что густой мрак уже собирается в воздухе клубами серого, пока еще прозрачного тумана. А деревья шелестят. Ветер не изменился, он все так же бродит по земле в поисках чего-то, что потерял на заре веков. Все это было задумано кем-то, как мозаика невероятно старой игры.
- Прощай, - шепчет Холг, появившись лишь на мгновение монолога, - и будь осторожна. Даже если мне не нравится то, что ты делаешь, я не против быть рядом... иногда. Не ищи новых друзей там, где есть старые.
Хочется сказать что-то вдогонку, но его уже нет и только холодный ветер порывом встречает рвущиеся в воздух слова. Задувает под капюшон, заставляя поежиться и закутаться в плащ, подобрав ноги. Все еще светло и можно разглядеть, как навстречу уже идет Иссилиэль.
И с ней два saeje.
- Ну вот, я готова, - она улыбается и улыбка это как будто предвестник чего-то хорошего, - то, что ты не умеешь ездить верхом, только к лучшему.
- Alie cidhe maan, - киваешь в ответ, - к лучшему все. А лучшее - это Поток, по крайней мере - единственное и высшее из того, что я знаю. Но ведь ты же не собирашься свернуть на эту дорогу, iluen?
Torje he akadi vaarje. Иногда неизбежное настигает. И не оставляет тебе выбора. Можно плодить бесконечные разговоры о том, что ты никогда не хотела садиться на лошадь верхом и тебе ненавистна сама мысль о том, чтобы быть gaelthor, паразитом, но это лишь замедлит выбор и не приведет к желаемому. Есть iluen, а есть saeje и пока таковы пути Нитей, сознание следует им. Лишь обрыв Нити завершает путь, но пока она сильна и прочна.
Иссилиэль - iluen, Аэлия - saeje. Вот все и на своих места.
- Это Тиаллэ. Она больше всего непохожа на эльфийскую породу, хоть и является её представительницей. Нам оно только на руку. Главное - не боятся.
Конечно.
Рубиновый взгляд направлен поверх плеча Иссилиэль, в сгущающийся мрак, но сознание реистрирует даже ничтожный виток изменений в декорациях. Каждый звук и шорох, как и каждое ее слово.
- Las, - рождается уверенный ответ, - если ты так говоришь, значит так оно и есть, iluen.
Вспоминаешь?
Простые, стародавние слова, первые из Слов, что положили начало стабильности восприятия Узла. Так сказала она, звезда, которую ты называла Красным Мотыльком, существо, выродившееся из gaelthor, но с собственными стремлениями и целями. Даже паразит живет во имя чего-то, так она сказала. А еще она напомнила о первом законе:
То, что ты ощущаешь и есть правда, независимо от того, что именно ты ощущаешь. Даже если завтра оно будет казаться совсем другим.
Сакраментальная истина, краеугольный камень в мирах из миров. Нельзя менять правила, можно лишь подстроиться под них и найти маленькую норку, в которую юркнет песчинка.
Поднимаясь на ноги, сноходка улыбается отражением той улыбки, что играет на губах Иссилиэль. Не пересмешник, скорее зеркало, изучающее хозяйку. Подчеркивающее каждую черточку, каждую мимическую складку. Зеркало правдиво и жестоко.
- Радость и печаль - странное сочетание, но не для той, что стоит на перекрестке, - почти беззвучно шепчет альбиноска, - но кто я, чтобы влезать в твои причины...
На твоем поле, добавляет внутренний голос. Таков Договор. Здесь - она iluen, но когда Темная госпожа закроет веки Иссилиэль, порождая диковинное сплетение сонной червоточины, все переменится. На целую вечность до самого рассвета.
Трудно представить себе эльфа, не умеющего ездить верхом. Это в крови - как и умение натягивать лук и прятаться в тени густых лесов. И потому, когда бледная тень изящно прогнувшись, вскакивает на лошадь, ее выдает только неуверенное покачивание в седле. Лошадь не нужно успокаивать, потому, что для нее альбиноски почти нет. Руки холодного мрамора поглаживают шею животного на всякий случай.
Сноходка - лишь тень настоящего существа, отражение в зеркале, но никак не то, чего можно испугаться. В этом мире, этом осколке. До наступления ночи.

Отредактировано Аэлия (2012-01-10 11:12:25)

Странно.
Все кажется простым и давно знакомым, как будто в крови текут эти знания, разливаясь по всему телу в обход мыслей разума. Но с первым же шагом saeje Тиаллэ, сноходка едва не упала - настолько неожиданным оказались движения мышц передвигающейся лошади. Эхом мелькнули в голове слова Иссилиэль и альбиноска вцепилась в гриву, прошептав слова извинений. Живое существо несло мертвые тени легко, но даже тени нужна опора, чтобы не упасть во мрак.
Иссилиэль же держится в седле спокойно и уверенно - на зависть. Впрочем, не все так просто. Безумное сознание не ведает зависти, как не ведает оно сожалений о промахах, досады и нерешительности в обучении. А потому - с каждым движением лошади привыкание приходит. Робкими, неуверенными шагами обучения, но все же куда быстрее, нежели у тех, кто родился в манящем душу плену эмоций. Неравноценный, несправедливый обмен.
- Я справлюсь, - шепчет Аэлия, - постараюсь справиться, iluen.
Всегда справлялась... с тех пор как.
Сон. Это всегда был сон, далекий и непонятный. Казалось, он должен был напомнить что-то или о чем-то, что было забыто в прошлой жизни, прошлом цикле...
***
- Бедная девочка.
Пахло миндалем. Горьковатый аромат щекотал сознание. Вокруг было множество шагов, стучащих и шаркающих, пульсирующих в висках острой болью. Странный металлический привкус во рту был непривычным.
Теплые руки держали ее.
- Похоже грабитель. Влезли в окно, наверное, забыл  закрыть.
- Да, взлома нет.
Мотылек. Вспомнив жуткие подробности вчерашней ночи, Аэлия забилась, раскрыв глаза. Слепящее солнце тут же заставило зажмуриться, а успокаивающий голос над ухом – замереть, дрожа.
- Эй, эй, тише. Все в порядке, - голос был на удивление теплым, приятным.
- Дочь?
- А хрен его поймет. Старина Ангус давно по петле соскучился, жаль, что ему не дали возможности ее примерить.
- Заткнись идиот. О мертвых либо хорошо, либо…
- Либо ничего, сэр, знаю, сэр. Простите сэр.
- Вольно. Лар…
Руки, державшие ее, чуть дрогнули. Солнце успокоилось, и цветовые пятна понемногу становились расплывчатыми очертаниями.
- Да, сэр, - все тот же мягкий и приятный голос.
- Неси ее на пост, там разберемся.
Она хотела сказать, предупредить его, даже закашлялась, пытаясь произнести первое слово. И тут же осеклась. За плечом воина стояла она. Мотылек улыбнулась и прижала к губам палец, исчезая.
- Они не слышат нас, потому, что не могут, - проурчал кто-то совсем рядом, - о alonae, ты искра в сознании безумия. Настоящий Образец, - голос сделал упор на последнем слове, - не пытайся играть в игры на двух разных досках. Если ты, конечно, не та-что-грезит-чужими-снами, разумеется. Но ты не она. Или – она, но не полностью, понимаешь?
Аэлия, было, хотела повернуться на голос, но Ангус не зря считал ее умной девочкой. Она вспомнила слова Красного Мотылька: «на него нельзя смотреть, иначе не увидишь» - и сосредоточилась на щетинистой щеке небритого воина, того самого, что держал ее на руках.
У него был крупный нос и добрые глаза, вот то, что отметил разум, прежде чем она уловила движение. Где-то сбоку, в дальнем углу, возилось престранное существо, длинное и многоногое. Конечно, F'kbz не могла разглядеть его тщательнее.
Нечленораздельный звук, вырвавшийся из ее рта, привлек внимание стражника.
- Все ближе и ближе, - продолжил Склиз, - умная девочка. Не говори со мной, не надо. Лучше думай, так даже интереснее. А тот одушевленный, он не умер. Он уснул, и это не совсем то, о чем ты думаешь. Если ты, конечно, думаешь об этом или хочешь думать, а может быть, подумаешь потом, позже. Мотылек освободила его, а вот ты… ты все еще в плену собственных иллюзий. Удачного дня, илуэ алонаэ.
- Подожди! – закричала она за секунду до того, как Склиз исчез.
Прямой взгляд обнаружил только красную тряпку, брошенную переводящим дух уборщиком. Она снова была одна. «Я ничего не понимаю» - тревожно билось в мыслях.
- Эй, - воин прижал ее покрепче, успокаивающе качая на руках, - я тут, никуда не ухожу. Мы с тобой вдвоем сейчас пойдем, хорошо? Проголодалась?
Он прятал что-то за своей широкой спиной. Что-то, лежащее на кровати фокусника. Склиз сказал, что Ангус не умер, а значит – он тоже мог исчезнуть. Но что тогда прятали от нее? Следы Красного Мотылька? Или Ангуса?
- Хорошо, - тихо согласилась девочка, - да, очень.
Она смотрела куда-то вверх, мимо небритой щеки стражника, сначала в покрытый пятнами потолок, затем в чистое небо, когда ее вынесли на улицу. Морозное утро кусало щеки и уши, и Аэлия ожесточенно терла их, зная впрочем, что это поможет ненадолго.
Странным было это утро. Черный осадок непонятных событий улетучивался куда-то мимо ее сознания. Кинжал, Ангус, заработок помощницы фокусника… все это стало таким неважным и далеким, вмиг утеряв свое значение.
Теплые, большие руки крепко и надежно держали ее, даря ощущение защищенности. У нее не было ни тени сомнений.
На нее показывали пальцами, говорили что-то.
- Смотрите, колдунский выкормыш…
- А что с Ангусом?
- А черт-ть его знает… нехай стража разбирается.
- Висельник…
Воины расталкивали толпящийся на улице народ. Снежное покрывало окутывала толпу сияющим ореолом, медленно опускаясь на землю. В низеньких сугробах уже игралась ребятня. Несколько малышей, разинув рты, наблюдали за сироткой, которую нес стражник.
- Жалко девочку…
- Отродье. Недалеко яблочко-то упадет, помяни мое слово.
Слова проносились мимо нее. Сознание улыбалось, глядя в небеса. Где-то недалеко сейчас была мама, ведь человек, этот теплый, добрый человек, несомненно, нес ее домой. А как же могло быть иначе? Только вот нет у нее тех блестящих кружочков, которые так берег Ангус. Но ведь мама не будет сильно злиться? Она ведь не виновата, что Ангуса уснул. Его просто освободили.
И она ни в чем не виновата. Абсолютно.
***
- Красный Мотылек, - вслух произнесла Аэлия, когда Тиаллэ догнала идущего неспешным шагом Сфора, - Ангус, фокусник. Я помню это, почему-то. И существо... Склиз. Но поток? Что мне сказать тебе о Потоке, iluen?
Пытаешься вспомнить, растормошить сознание, но что-то мешает. Как будто сознание - кубик, вращающийся во мраке, а доступная память - лишь одна из его граней. И вот мысли скользят по ровной гладкой поверхности, не зная, что там, в обрыве черной бездны, прячутся все ответы на вопросы.
Мучительным эхом переключается грань. Щелчком горького безумия, проникающего повсюду. Яд Изнанки. Зрачки альбиноски расширяются и вновь сокращаются, как будто мышцы вокруг той бездны, в которую проваливается свет, сводит судорогой сокращений.
- Поток - это... - сознанию не хватает слов, - его нельзя описать, нельзя увидеть или потрогать. Но я дам тебе ощутить, iluen. Обещаю тебе это.
Она увидит. Несомненно. Это так же просто, как и то, что все существа рожденные, рано или поздно, спят. И она уснет. Увидит.

Отредактировано Аэлия (2012-01-13 12:22:38)

Если ты думаешь, что все знаешь - ты ничего не знаешь.
Холодящая свежесть лесного воздуха как-то по особенному воздействует на сознание тогда, когда рядом нет множества иных декораций - эльфов, родичейи знакомых. Даже там, в омуте знакомых лиц, в колодце тесных иллюзий было одиночество - тоскливое и безжизненное.
Здесь все иначе. Отчего-то старое одиночество сейчас кажется невероятно сильным, возможно потому, что тебе давали читать сразу десятки книг одновременно. Тут - всего одна - и та засыпает, усыпленная безмятежностью осеннего леса.
Прохладный ветерок заставляет поежиться.
Еще совсем немного. Нити Изнанки ощутимо вздрагивают, когда разум тянется к ним, пробуя на вкус знакомую истому хрустального звона. Мажорное трезвучие.
Словно стоишь у края бездны, видя где-то в глубине маленький мерцающий огонек - то грезы Иссилиэль, разгорающиеся в небытие, раздувающийся пузырь червоточины, набухающей призрачной связью между мирами. Las... Aliedhe. Нити дрожат нетерпением, заплетаясь устойчивыми каналами связей - словно сеть кровеносных сосудов, они оплетают пузырь грез. Злокачественной опухолью, паразитирующей на беспомощном разуме.
Пульсирует основной канал Узла. В ушах словно громовые раскаты - участившееся биение сердца в предвкушении. Остается только лечь, прижавшись к шее Тиаллэ, наблюдая как мерно покачивается земля перед глазами. С каждым новым ударом - все ближе.
Злое шуршание листьев.
Почему время тянется так долго? Зачем вообще нужны ограничения зримого мира? Пустопорожнее, глупая игра в ассоциации, слова, мысли и чувства... пожалуй, ярче всего - Боль. У нее много оттенков и шкала богата самыми разными впечатлениями: от "терпимо", до - "убейте меня, пожалуйста".
Непонятно, откуда эта уверенность...
- Iluen?
Ненужный вопрос. Сознанию уже известно, что время поглощения настало, но на это никак не решиться. Или, быть может, это выглядит как попытка посмаковать кусочек сладкой лепешки, прежде, чем разжевать и распробовать его.
Альбиноска смеется. Тихо и безумно, вглядываясь расширившимися глазами в красно-оранжевый ковер. Где-то в высоте небес кричат птицы, нудно завывает прокравшийся ветер. Он - бесцеремонный гость. Лезет в складки одежды, проникая сквозь уязвимые места облачения. Выдувая и без того слабое тепло мраморной оболочки.
Стук учащается. Пульсация все сильнее и поначалу, она вызывает головную боль. Пока сознание не проваливается в бездну. Камень, стоящий на самом краю, мягко скатывается в пропасть, исчезая в серой дымке, чтобы найти в полете ее, Иссилиэль. Трудно спутать оплетенный Нитями сон с чем-то другим. Манящая бездна пространства Потока вытягивает душу как сильное течение, но сноходка - опытный пловец. И вот уже чужеродное сознание растекается по гладкой поверхности пузыря грез, просачиваясь сквозь хрупкую оболочку.
Самое время сказать - привет.

---------------->Улицы Палаара
-Угу... Ты давно с белыми разговаривала?- Нур, неумело перевязавший глаза и умывшийся, плелся рядом с единорогом, выводя в дорожной пыли зигзаги своей палкой. От целебной силы своей спутницы он отказался- не известно, как ее волшебство среагирует на магию Гнома.
"Еще в Дроне меня не хватало..."- Дорн был одним из самых нелюбимых мест наемника- впрочем ему не нравились все селения светлых эльфов. Парень на дух не переносил высокомерных подонков, которые в упор не желают видет кого-либо кроме своего собрата.
-Семь восьмых из них это тупицы, тащащиеся от остроты своих ушей. Остальные это райдеры и прочий сброд, вертящийся в тех же кругах, что и я. Не утешай себя пустыми сказками: светлые эльфы это не источник бесконечного добра. Даже дроу, порою, более благовоспитанны и тактичны.
Нур презрительно сплюнул. Он очень сильно хотел курить, но табак почти кончился, да и огня поблизости не наблюдалось. Дорога все тянулась и тянулась, а кадека даже не был точно уверен какое сейчас время суток. Было ясно одно: они идут где-то в окружении деревьев. Монотонно шуршала пожухлая листва, гремели ветки. Где-то в дали послышалось хрюканье.
"Неужто по Тихому Тракту идем... Да... Не самый лучший выбор. Ладно...."- слухи о том, что на этой дороге никогда не бывают разбойников были несколько... Преувеличены. Бесспорно, тут их было намного меньше, чем в других местах (обилие дикой живности заботилась о тех, кто повернул не там), но из-за любого куста можно было ожидать стрелы, метко пущенной из-за дальнего куста. И никто не гарантирует, что эта стрела будет не эльфийской....
-Какого черта тебя вообще дернуло перевоплощаться посреди Палара?

Отредактировано Нур сын Оливера (2012-02-21 19:32:59)