"Я начинаю скучать.
Ни единого просвета здравого смысла в тех, что окружают меня. Порой начинаешь сомневаться - а стоит ли возиться с ними, изобретать что-то, если они сами, словно стадо послушных овец, бредут к собственной гибели. Как будто невдомек - здесь, сейчас, смерть стоит так близко, что ближе уже и некуда, что каждое слово может стать последним - и хорошо, если это не жалобный стон в духе "убейменя", что на главной площади.
Они слепы. Оба."
И, похоже родственники - если он что-то смыслил в этом. Похожесть прослеживалась не то, чтобы явная, но он чувствовал это, вдыхая их запах. Вот, что нельзя было обмануть с опытом тысячелетья.
Звуки драки внизу становились все отчетливее, похоже, она набирала новые обороты.
А вот рассуждения эльфа напоминали детский лепет.
- А там еще и деревья растут. Мои. Мсье вор, я напомню вам, что вы влезли в чужой двор, а не рылись в отбросах неподалеку, - кукольник выбил стул из-под Кайрана одним ударом, сломав ножку, благо зелье уже начало действовать и вор повалился на пол (Садиться в присутствии стоящего гостя?), - убить вас было бы слишком просто.
Отойдя к (сестре?) девушке дроу, кукольник внимательно осмотрел и ощупал ее тело, усмехнувшись. Как будто ждала оценщика или проснулся дремлющий инцест... Этот мир все больше напоминал гнилое яблоко, изъеденное червями.
У нее было слишком много шрамов, а шрамы Дагор не любил. Их было слишком тяжело обрабатывать. Жалкие куски мяса, как материал - они ни на что не годились. Девушка начала падать - эффект паралича достиг пика и Дагор подхватил ее на руки, уложив на кровать. Мысль, что зрела у него в мозгу, оформилась окончательно.
- Мне нужен кучер, - губы растянулись в жутковатую усмешку, придав маске лица гротескный, кукольный вид, - и я его уже нашел.
"Сомнения?"
Дагор вынул из сумы пузырек с золотистым пойлом, тщательно взболтав содержимое. В воздухе разлился отчетливый аромат трав, совершенно не угадываемого состава. Одно из ценнейших зелий погружало эльфов и людей в подобие вечной комы. Увы и ах - на гномов сие не действовало, в чем Дагор убедился еще в незапамятные годы.
Он откупорил крышку, присев на кровать, рядом с полуобнаженной прелестницей воинствующего рода, приподнял ее на спинку, двумя пальцами взял за подбородок и принялся вливать зелье в рот. По глотку, следя, чтобы жидкость не попала в дыхательные пути. Зажимая нос, чтобы глотала.
"Все будет хорошо" - говорили его глаза, серо-стальные, безжизненные озера безумия, - "ты просто уснешь и я сделаю с тобой все, что захочу".
Вряд ли это будет постановочный инцест с воришкой. Или что-то хотя бы отдаленно напоминающее секс - Кукольник давным давно не мыслит подобными мелочами. Но как еще одно средство давления на воришку - сойдет. Будет немного почтительнее, ежели сестричка пополнит коллекцию восковых фигур в тайной комнате подвала.
В полутьме помещения было слышно только бульканье и животные глотки - неприятные, холодные звуки насильственного поглощения.
Долив все, до капли, Кукольник бережно спрятал склянку в суму. Затем направился к двери - смести и собрать осколки разбитых следов - ничто не должно помочь следователям короны - буде они вообще смогут связать события между собой. Кто вообще станет плакать по воришке? Одним златоедом и обирателем карманов меньше - так и кому какое дело вообще?
Стоило сжечь постоялый двор, так, на всякий случай. Перерезать горло хозяевам, чтобы не выжили ненароком и не рассказали о странном субъекте в плаще накануне пожара, но... так поступил бы юный Убивец. Не седой и почтенный Кукольник, которого в округе знали как Мастера, не поджигателя домов.
Склонившись над Кайраном, Кукольник поднял и его, легко - будто с пушинку весил дроу - и так же легко уложил на кровать, рядом с сестричкой. Ни дать ни взять - притихшие голубки, которых застал суровый отец за чем-то бесстыдным.
Полоска кожи увидела свет. Серебристые нити "живого металла" увивали ее "плоть", собираясь в странный, на первый взгляд хаотический рисунок, оставляя неприкрытыми только самые края кожаного лоскута. кукольник поднял ее, тщательно всматриваясь в изделие. И положил на покосившуюся тумбочку, рядом с кроватью. Достал и возжег рядом свечу из трупного жира - пламя тут же взметнулось ввысь, будто в помещении стоял сквозняк, но воздух оставался спертым и душным.
Настал черед маленького кувшина. Покрывавшая его серебрянная вязь была очень похожа на ту, что покрывала шкатулку, однако была намного крупнее и лишь опоясывала лоснящееся блеском "пузо". В темноте щелкнул замок, крышка открылась - Кукольник, вооружившись пинцетом, достал извивающуюся нить, подобную тем, что украшали кожаную полоску. Мокрая и живая, она разбрасывала во все стороны гроздья блестящих капелек. Момент казался бы волшебным - если бы не страшная ухмылка его полновластного владельца.
Кукольник бережно поднес нить к горлу воришки и она тут же вытянулась навстречу - как будто страстно желала этой встречи. Но Мастер не спешил - подняв полоску с мертвыми нитями, он продел кончик живой в небольшое отверстие, специально для этого отведенное замыслом. Коснувшись своих уснувших собратьев, нить замерла и повисла безжизненным грузом. точно так же Дагор приспособил и еще четыре нити.
- Хорошо - вздохнул он, закончив. Четыре ровных серебристых росчерка разрезали тьму под свисавшей с его ладони кожаной полоски.
Он занес "украшение" над горлом воришки и принялся осторожно его опускать. И ясно почему - коснувшись живой плоти, уснувшие нити тут же пришли в себя и вгрызлись под кожу, пронзая ее точно сеть новых кровеносных сосудов. Наконес, полоска коснулась шеи - Кукольник бережно обернул ее, сомкнув пальцами ошейник на затылке. Кожа ощутимо нагрелась, когда он что-то прошептал и на мгновение закрыл глаза - края ошейника слились и теперь не было никакой возможности даже узнать место стыка. Дагор криво усмехнулся, вставая. Достал из сумы нечто вроде колокольчика.
Тонкий и нежный хрустальный звон пронзил тишину - он был приятен всем, но для воришки - особенно. Вступая в резонанс с нитями, дарил немыслимое наслаждение, которое можно было сравнить лишь с разрядкой сладострастного акта. Спрятав колокольчик снова в суму, Дагор завернулся в плащ, который так и не удосюжился снять, затушил и убрал свечу.
- Сейчас я уйду, - заключил он равнодушно, - действие яда пройдет уже через полчаса - ты сможешь ползать и двигаться, червь. Советую за это время повторить в уме все, что ты знаешь о манерах. Ошейник, что на тебе, отныне - часть тебя, попробуешь его снять - умрешь.
Все то время, пока он говорил, Илси взваливала на себя бесчувственную тушку сестры дроу. Она была слишком маленькой - эта печальная куколка с лицом древнего ребенка. Перевалив девушку через него, куколка, наконец, стянула ее на пол, где уже заботливо расстелила холщовый мешок. Не прошло и минуты, как он, завязанный, с телом внутри, уже летел в объятия Маары, стоящей под окном.
- Сестру твою я заберу. На случай, если ты задумаешь умереть, (ворам вообще присуще понятие чести?) она останется гарантией того, что я получил свою плату. У тебя есть час, воришка. Через час я позвоню в этот колокольчик снова и где бы ты ни был - лучше бы тебе оказаться недалеко от входной двери моего дома. Потому, что иначе ты тоже умрешь. И да, входи через дверь, мне нужен живой кучер.
Напоследок, Дагор забрал шкатулку, накрыв ее плащом. Оставил сиротливо валяться ненужный ключ - всегда можно сделать еще один. Он почти уговорил себя на язвительную усмешку, но сдержался, смеясь хриплым, торжествующим смехом обитателя Ночи. Будто иссохшая глотка требовала питья - залить горечь и тоску.
Лестница скрипела как-то иначе. Нескольких обломков перил, выломанных дерущимися, валялись на полу внизу. Кукольник и его кукла чинно спускались, будто и не слыхивали ни о каких беспорядках.
Кто-то тут же, по инерции, налетел на высокого человека в плаще и Бельфенгир ухватил его за ворот, едва ли не приподняв над землей.
- Мсье Дагор? - вышибала с окровавленным лицом узнал его, приходя в себя, - у вас не найдется...
- Найдется, - сухо оборвал его кукольник, выпростав руку из-под плаща.
Словно фокусник. Зажатая в руке склянка дымилась внутри, под стеклом. клубы зеленоватой смеси были покрыты черными разводами.
- В середину, - посоветовал почтенный гражданин Палаара, отпустив вышибалу и вручив ему склянку.
Размахнувшись, тот метнул ее в груду тел. Удушливое облако тут же расплылось вполне ожидаемой полусферой, истаивая на границе. Вышибала ухмылялся. Качающаяся свечная люстра роняла с потолка капли густого воска.
- Эльва? - брови ведьмака удивленно вздернулись - то была мимолетная прихоть неожиданной встречи.
Она сидела в самом углу, непривычно тихая, с лицом, на котором застыла скорбная печать. Непривычно опущенные плечи, усталые глаза. Дагор вздохнул, чинно перешагивая через клубки спутанных тел.
Люди приходили в себя. Расползались и поднимались на ноги, ощупывая повреждения. Глупо улыбались друг другу и тянулись к выходу, в прохладные объятия ночной Госпожи. Служанки собирали мусор.
- Мсье Дагор... спасибо...
Обернувшись через плечо, он слабо кивнул человеку, прежде, чем опуститься за стол рядом с целительницей. Тяжело, устало - словно собравший сложную куклу Мастер, отринувший покой. Не испрашивая разрешения - между ними уже давно не было подобных условностей.
- Сегодня тот самый день, когда хочется выпить, правда? - негромкий вопрос, адресованный Эльве, был услышан аж на том конце постоялого двора и сразу две девушки побежали к ним, роняя собранные осколки битой посуды на ходу.
Всего несколько слов - для нее, стандартных для постоялого двора, где подают не только жареных поросят на вертеле, но и приятное питье, пусть и не лучшее в Аларии. Жалкий напиток под названием "пиво" ведьмак не пил, предпочитая едкую дрянь, что варил местный шеф-повар "для своих". Но сначала... сначала должна была сказать свое слово Эльва.
Дамы первыми, даже по обломкам.