Отыгрыш ведется от лица куклы, подарка Бельфенгира - Алагосет.
Закрой глаза - они мешают видеть...
Не слушай - ибо звук лишь отвлечет...
Люби сильней - коль хочешь ненавидеть,
Судьбу, в которой жизнь твоя течет...
Она скользит. Легко и невесомо переступая босыми ножками по холодному камню. Не чувствуя холода и каких-либо сомнений, все в рамках четко очерченного мира.
Бледное личико с чуточку грустным выражением, навеки застывшех в холодном мраморе изящной статуэтки. Останови вечность - и в этот долгий миг маленькая куколка покажется совершенной скульптурой, вылепленной настоящим творцом.
У нее красивые глаза, цвета окровавленных фиалок, словно этот дивный цветок был крещен чужой кровью, родился в ней и навеки стал тенью глубоко затаившейся грусти. Длинные, изогнутые реснички не дрожат, не моргают застывшие веки, кажется ее взгляд пронизывает серый сумрак сущего, проваливаясь куда-то в бездну. Невидимую обычному глазу.
Посмотри дольше - и уже кажется будто это ангел, с налетом вечной печали смотрит на мир, не в силах его изменить. Тень, скользящая сокрытыми путями, пылинка, залетевшая в окно. Нельзя заметить то, что создано быть незаметным.
Одеяние теней, серо-зеленая, темная хламида с неразборчивыми очертаниями, обнажает кожу слоновой кости, тонкие запястья с изящными пальчиками. Ни звука шагов, лишь порыв воздуха, словно от случайного ветерка, прорвавшегося в анфиладу церемониального коридора, ведущего в тронный зал.
Как же он велик и огромен по сравнению с ней, маленькой, осторожной тенью...
Госпожа ждет. "Отец мой" - думает бледное создание, - "знает что нужно и когда нужно. И то, что нужно сейчас - подчиняться и предугадывать. Знать заранее, решить до того, как кто-то подскажет путь. Таков путь Веры, путь отречения и единственно верная дорога в жизни. А значит она, темная - госпожа и богиня и теперь именно она знает, куда ведет мой путь."
Иссиня-черные волосы прядками скользят следом, не поспевая ласкать почти обнаженную, тонкую шейку. Она скользит слишком быстро, чтобы насладиться и вдруг... замирает, обратившись почти настоящей статуей. Голоса раздаются в стене, неподалеку, слишком тихие для человеческого уха, но слишком громкие для той, что привыкла к тишине. Три часа от роду, но заведенное сердечко бьется все громче, зставляя куколку недоуменно прислушиваться, отвлекаясь. Она слишком молода, слишком наивна.
Сухой, мерзкий звук сдвигаемого камня - и они выходят прямо из стены, эти люди с факелами. Отвратительное шипение гаснущего огня - вот еще один из звуков, что не нравятся ей, рожденной под ножом Кукольника.
- Чтоб тебя Каин исповедал, Дхар, - один из людей явно недоволен, на его лице застыл страх.
И отчего он не видит бледную тень, что неподвижно застыла у одной из колонн? Маленькая охотница знает ответ. Еще до своего рождения, она уже умела и знала все, что было нужно такой, как она. Беззвучно ложится в руку тонкий, изящный стилет, становясь продолжением бледной ручки. Неосторожно сжать - и вот уже капельки красной жизни разбиваются о пол, постепенно стекаясь в багрjвую лужицу. Она словно не замечает этого, застыв.
- Чем ты не доволен? - яростно шипит второй, - клятая ведьма поганит наш город своим присутствием. Разве не ты похвалялся обрезать ей уши самолично?
- Но ведь не здесь, кретин.
Яростное клокотание в горле. Новый звук, но от того не более приятный. Тошнотворные испражнения жизни в отбросах из-за стены. Мусор, неудачники. Что-то должно быть дальше.
- Замолчите, оба.
Так звенит сталь, холодная и непримиримая. Гнев слышится в этом спокойствии, теплый и приятный, обжигающий душу. Словно яд замедленного действия, это чувство дремлет в нем, высоком, сильном человеке.
Короткие, вьющиеся волосы цвета солнца обрамляют лицо, покрытое шрамами, но почему-то человек не выглядит страшным, напротив. Он кажется большим и добрым медведем, а рыжая трехнедельная щетина усиливает это сходство. Как же это все же странно - наблюдать таких существ, совершенно странных, оставляющих двоякое впечатление.
- Для чего вы сюда пришли? - в голосе явно слышится горечь, - кто хочет вернуться - проход там, - рука говорившего поднялась и снова бессильно упала.
Больше он ничего не говорит, только молча разворачивается и с коротким размахом кидает что-то к дверям тронного зала. Стражники, не замечающие гостей за длинным частоколом колонн, не успевают даже крикнуть - густой зеленый туман окутывает их быстро испаряющимися миазмами. Два глухих шлепка - и на полу лежат два бездыханных тела.
Из стены выходят еще два человека. Пятеро, считает куколка, приходя в движение.
Где-то вдалеке слышатся шаги - это идет караульная смена. Не сговариваясь, оба спорщика вскидывают к плечу арбалеты, тщательно выцеливая мишени. Словно в тренировочном цикле - и только в последний момент перед выстрелом, один из них замечает грустное личико надвигающейся смерти. Точно в яремную вену, коротким, колотым ударом, приходит она, но стрела уже сорвалась - и жатва начинает смертельный отсчет.
Раз - и падает булькающее тело, два - и падают оба стражника, сраженные синхронным полетом двух болтов.
Три - и второе горло натыкается на стилет, но в суматохе заговорщики видят только двери в тронный зал - и ничего больше. С едким шипением вливает рыжий человек что-то в замки, не видя, как скользит куколка навстречу. Заговорщики распахивают двери, чтобы в последний раз увидеть мир в прицел арбалета.
Две секунды хватает кукле, чтобы добраться до них, а всем собравшимся - увидеть, как нацеленные арбалеты глядят в грудь темноэльфийской Владычице. Темно-зеленое облако с кровавыми разводами пятен, надвигается сзади невесомым возмездием, порождая серию быстрых ударов сразу двумя стилетами.
Она думает просто. Перерезанное сухожилие - не дать выстрелить, приоритет жизни. удар под подбородок - возмездие смерти. Повторить еще раз, но не для закрепления, для ровного счета.
И тогда, рыжий человек бежит прочь, оглядываясь с горечью проигравшего, но не побежденного, а куколка не преследует его - приоритет потерян, приказ не получен. Лишь она знает про тайный проход в стене, но придает этому значения не больше, чем поимке беглеца. Долг - исполнен. И бледное создание, не глядя на охрану, прячет клинки, подходя и вставая на колени перед Алагосет.
- Госпожа моя, - тихо шепчет юная убийца, чтобы было слышно только Госпоже, - отец говорит вам - с кожей, пока что, не вышло, но он продолжает работу. Я - неудачный опыт и вы можете меня уничтожить самолично.
Убийственная серьезность равнодушия. Ни слез, ни страха. Только все та же затаившаяся печаль понимания чего-то, недоступного простым смертным. Окровавленная фигурка, перепачканное брызгами крови лицо - и безмятежная преданность Веры.
"Хорошая куколка - сказал бы отец".
Отредактировано Бельфенгир (2012-02-20 17:07:52)