Нет веры этим червям, копошащимся в тени высоких замков. Они считают, что за ними ходит скелет в бубенчиках и собирает их жалкие душонки. Скелет, ха! По этому видно, насколько они ценят свои жизни.
Народ Севера знает Смерть в лицо, и помнит звук её голоса - укус заполярных ветров. Народ Севера вырезает смерть из дерева и помещает на носы кораблей, чтобы она летела впереди их, в устрашение их врагам. Их Смерть стремительна и неизбежна. У неё есть крылья.
У неё есть имя.

1. Имя персонажа
Фортьльолес, если вы - дракон из синей стаи. (В переводе с одного из северных языков, уже почти забытого, это значит "сильно разящий". Фъорт-Льо-Лайс - дословно "сильный-наносит-удар".)
Фейгфарад или Фейграфар - для тех, кто с Севера и скальд. ("Бездна обреченных", что намекает на размер пасти этой проблемы, и "гибель обреченных", соответственно.)
Хозяин Льдов, Враг, Змей Гибели - для тех, кто с Севера и не скальд.

2. Возраст и точная дата рождения. Созвездие-покровитель.
433 года. По аларийскому летоисчислению 620 год от Красного Мора, где-то в конце Скнофора, под созвездием Неведомого.

3. Внешность
- 3.0 Раса: неведомая гребаная хрень - так вам скажет синяя стая и вообще любой, кто с ним встречался и выжил, кроме Древнего Синего, который признает, что вот это все же дракон. Никто не спорит с Древним Синим.
- 3.1 Основное полотно:

Гиганты на севере бродят, сотворённые из инея, нелёгкого света туманов,
Из вод Хвергельмира встали они тяжёлые телом с поступью громкой.

В сагах передаются истории великих воинов, которым удалось победить дракона, некоторые реальные, большинство - выдуманные, а размеры этих драконов преувеличиваются до безобразия, но Ледяной Вирм, разумеется, больше их всех, скажут вам в таверне за кружкой пива, ведь его не смог победить. Он синий, как небо перед грозой, скажут старики, которые еще помнят рассказы своих отцов, размером примерно с драккар, а крылья огромные, как паруса или даже больше, и ветер, что поднимает он крылами, способен сбить с ног.
В мглистом Альдртреги легко заблудиться, и немногие выжившие счастливчики рассказывали, как вовремя дали деру, увидев, как посреди белизны разворачиваются исполинские нетопырьи крылья, и не стали дожидаться, пока покажется что-то еще. Вид раскрывающихся в тумане мерцающих крыльев - поистине величественное зрелище, и многие, возможно, могли бы сказать, что последний вид в их жизни был прекрасен, но уже ничего не скажут. Серповидные крылья Фортьльолеса - сине-белого оттенка, как лунный камень, отчего узор перепонок хорошо виден, и они - единственная часть твари, которая выглядит не мерзко.  В полете Фортьльолес похож на стрелу - такой же стремительный, вытянутый, как угорь, и очень верткий. Что до остального - дракон он и есть дракон. Длинная змеиная шея, мощные лапы, больше похожие на волчьи, чем на кошачьи, длинный гибкий хвост, утяжеленный шипами, панцирь из чешуй по верху, и пластрон из прочных пластин по брюшной части. Нет двух похожих драконов, но все величественны на свой манер, а этот, с какой стороны ни глянь, смотрится злобной машиной для убийства, и здесь первое впечатление будет самым верным. Не такой уж он и большой для дракона - где-то восемь саженей (15 с половиной метров, то есть) в размахе крыльев, в длину чуть больше, из-за хвоста. Цвет чешуй, блестящих, как зеркала, переходит от цвета индиго на брюхе и лапах к глубокой синеве на спине - такого цвета небо в высокогорье. Иногда на теле нарастает лед, и это производит жутковатое впечатление. На лапах черные когти, такие же черные шипы идут вдоль хребта. На голове на манер венца торчат несколько пар коротких рогов. Вытянутая уродливая морда может напомнить разом об акулах, лисах и кабанах. Когда тварь разевает пасть, можно подумать, что за рядами зубов, за раздвоенным языком - черная дыра, потом что внутренности её черны, как смоль. Температура тела монстра ниже нуля, и его странная природа выдает себя еще кое в чем - отчего-то тварь совсем не пахнет, даже из пасти, кроме резкого, едкого запаха его "пламени", ничем не воняет, и переваренных остатков еды это тоже касается. У Ледяного смоляные глаза с яркими вертикальными зрачками, светящимися холодной лазурью, и в этом взгляде можно прочесть что угодно, кроме доброжелательности.

4. Характер
- 4.0 Верование: Его бог обитает в месте, где нет солнца, его бог спит в панцире из льдов, и даже другие боги боятся, что он из него выползет. Другого бога, кроме Древнего, ему не надо. Про других богов он осведомлен не слишком, но вообще близок к почитанию Скании, на свой манер. В конце концов, смерть - часть природы, и в природе есть место всему, даже такой странной твари, как он.
- 4.1 Основное полотно:

Я увидал, взглянув по сторонам,
Что подо мною озеро, от стужи
Подобное стеклу, а не волнам.

О чем вы думаете, услышав слово "дракон"? О величественных крыльях, возносящих это существо в небеса? О многовековой мудрости? О горе сокровищ, наконец, которую этому дракону якобы положено собирать? Нет, первым делом вы думаете о тупой, страшной, неодолимой силе, с которой борются благородные рыцари.
И правильно делаете.
Фортьльолес отлично подтверждает собой идею о том, что драконы по сути своей чудовища.
Тварь он, конечно, пренеприятная. Агрессивная, вечно голодная штука, которая первым делом, встретив вас, попытается вас съесть. Поэтому о том, что у него есть какой-то характер, вряд ли кто-то догадывается. Если признать, что голова ему нужна не только затем, чтобы в неё жрать, то он скорее спокоен, чем гневлив, и скорее любопытен, чем равнодушен, но полон тихой (иногда громкой) ненависти ко всему живому, и начисто лишен порывов к общению. Другие ящеры тоже желанием не горят - у него даже имени драконьего нет, только людская кличка. Он даже гордится своим статусом парии и изгнанника. А раз нигде нет подобного ему, то он не видит ничего дурного в том, чтобы нападать на драконов. О двуногих даже речи не идет: их он убивает даже не ради забавы - по привычке. Возможно, холодная кровь сказывается на темпераменте, потому что Фортьльолес вообще не любит лишний раз шевелиться и делать что-то новое, он скорее предпочтет лишний раз облететь свои владения (летать он любит, только при этом и ощущает себя хоть немного живым существом). Все и так умрут, знает он, даже драконы, зачем дергаться?

И кто-то молвил, не подняв чела,
От холода оглохший: "Что такое?
Зачем ты в нас глядишь, как в зеркала?

Если дело дойдет до разговора, то монстр производит странное впечатление: за показательно звериными повадками и хамскими манерами иногда чувствуется недюжинный интеллект и странное интуитивное понимание вещей, но редко кому удавалось говорить с ним так долго, чтобы это уловить.
Для ящера у него очень богатое и активное воображение. В сущности, ему более удобно фантазировать о вещах, какими они могли бы быть, чем узнавать что-то наяву.
Любит и умеет притворяться тупее, чем есть. "Да-да, я тупая ящерица, меня легко обмануть, я не вижу, кто ко мне подкрадывается. Иди сюда, вкусный человек, ближе, ближе..."
К вящей радости Фортьльолеса, природа сделала ему подарок: тембр голоса очень напоминает человеческий, хоть и довольно простуженный, особенно на расстоянии и если его приглушить, и ящер этим не раз пользовался, заманивая путников в туманах. "Эй, та-ам! Помогите! Всех моих друзей сожрала эта тварь! Огромный дракон, слышите? Помогите!" К его большой печали, однажды кто-то ушел, рассказал, и трюк перестал работать.
К синей стае он относится с помесью ненависти - просто за то, что они существуют - и некой зависти, потому что в глубине души считает себя ущербной тварью, недостойной жизни, и даже с трепетом, несмотря на всю показную грубость. Где-то на дне его черного сердца плещется мечта о том, как он совершит что-то очень значительное, и все примут его и простят. Но слишком много времени прошло, да он уже и не хочет. Остальные стаи, разумеется, на голову ниже синих и им следует при случае указать на их место, как и всем жалким теплокровным.
Его интригуют места побоищ, руины и пустоши, и те места, которые маги назвали бы "дырами", словом, всяческая жуть и мрак. Обычным существам в таких местах находиться тяжело, Фейгфарада это, наоборот, успокаивает.  Ящер любит тишину, и - парадоксально - музыку двуногих, пение его умиротворяет и он готов слушать его часами, но простую их болтовню он ненавидит. Либо они поют, либо они молятся и потом громко вопят. Они знают, что лучше петь.
Его интересует магия, как что-то загадочное и опасное, и именно за рассказы о магии он готов терпеть общество двуногих, а уж если они принесут какие-то интересные безделушки, он их, может быть, даже не съест. Вещизм изгнанника не обошел, но пристрастия у него специфические - признает только бриллианты, потому что они ярко сверкают и похожи на лед, оружие (что-то магнетическое есть в вещах, которые созданы, чтобы убивать), и вещи, о которых говорят, что они магические. Сам Фортьльолес не может этого определить, он даже речи о магии драконов считает чем-то полусказочным и с собой никогда не соотносил. Что будет с ним дальше, когда минет пятая сотня, он не знает, и ему все равно.
Древний дал ему цель, которой не было никогда. Теперь в его существовании даже есть смысл, потому он рабски предан своему патрону и к своей миссии относится с истинно религиозным пылом.

5. Биография
- 5.1 Основное полотно:

"Тянут руки
Ветра, и гаснут костры!
Когти вьюги
Длинны, и зубы остры!

Лёд расколот,
И затаились холмы!
Голод! Голод
Пылает в сердце зимы!"

Все племена Гломмунды - охотники, рыболовы, морские разбойники - все они знают эту песню. Все знают, что случится, если её забыть. Старики не дадут им забыть, ибо старики помнят.
На краю мира, говорят скальды, там, где никогда не восходит солнце и никогда не тают снега, внутрь белой горы течет Велланда - река бурная, и сквозь гору, и дальше, низвергаясь в Випркъетиль, бурлящий водоворот за краем мира. По ней души мертвых уплывают на погребальных лальях в чертоги Старухи Смерти, и Старуха под горой смотрит, кто достоин родиться снова, а кого забрать себе в услужение, чтобы не видели они света дня в её туманных покоях.   
Иные рассказывают иначе. В их повести место Костяной Старухи занимает он.
Там, шепчут они, кутаясь в меха, там, под Двурогой Горой, скрытой снегами и туманами, его логово, огромный дворец, такой, что никто и представить не может, ни у одного конунга такого нет, и в дворце том все изо льда, и лед никогда не тает. Но не сверкает этот лед, ибо нет солнца в Альдртреги, краю Вечного Плача, и тьма царит в чертогах Вирма - только тусклые, страшные колдовские огни разгоняют мрак. В темноте по горным туннелям крадутся и шныряют его слуги. Ужасные существа служат Хозяину льдов, говорят северяне, исполины и свирепые тролли, кровожадные драугры и омерзительные утбурды, и все духи умерших дурной смертью. Залы его обители полны проклятых драгоценных камней и заполнены мертвецами, и в темноте тянут они руки изо льда, открыв рот в безмолвном крике, а посреди на застывшем озере лежит, свернув свои чудовищные крылья, дракон. Фейгфарад, Бездна Обреченных, Фейграфар, Жребий Обреченных - его имя, и глаза чудовища  вечно следят за волнами реки, несущей усопших: лишь те, кого он сочтет достойными, выйдут из чрева пещеры, а участь прочих будет страшна - объятая ледяным огнем ладья не сможет воспарить к небесам и низвергнется в бездну Випркъетиль. Но ходят слухи про обледеневшие корабли, бороздящие океан, и даже самые смелые из воинов дрожат, завидев такой на горизонте. Потому что давно уже Вирм почивает в своей тёмной обители, а значит, это ладьи мертвецов, верувшиеся из подземной тьмы, и будут они скитаться по земным морям, раз им отказано в упокоении, а разве под силу смертным мужам победить то, что уже мертво?
И, хотя сам Змей Погибели оставил людей в покое, потому что, скальды говорят - приручила его Старуха Смерть, заставила выполнять свою работу за себя, но все так же охотники, застигнутые метелью вдали от жилья, стараются прятать свои костры, и поют нестройным хором старые песни.
Старики помнят, что музыка и песни отгоняют Вирма. И по-прежнему храбрейшие уходят на север, чтобы искать его, когда чувствуют приближение смерти, потому что участью бесстрашных считается умереть в его челюстях, а чудовище считается чем-то вроде проводника в другой мир, и не всегда злым - разве смерть может быть злой или доброй сама по себе?

Мы были там, - мне страшно этих строк, -
Где тени в недрах ледяного слоя
Сквозят глубоко, как в стекле сучок.

Иногда настоящая история оказывается страшнее выдуманных сказок.
Четыреста с лишком лет назад одна синяя драконица залетела не туда.
Никто не знает, как её занесло к этой башне, наполовину высвободившейся изо льда. К башне, стоящей одиноко в краю, где никогда не жили разумные расы. К башне, к которой не приближалась даже неприхотливая местная живность.
Драконица, чуждая магии, не могла почувствовать ничего странного. Молодая и любопытная, как и все синие, она покружила вокруг башни и попыталась сломать стену, чтобы посмотреть, что внутри. Чем больше она расковыривала башню, тем больше неприятный холод полз по когтям вверх, и, когда наружная стена оказалась разрушена, и когти скребнули по чему-то металлическому, ей стало трудно дышать. Дракона сложно чем-то напугать, но этот ползущий холод насторожил самку, и она, повинуясь здоровому животному чутью, унеслась. Чего она не знала, это того, что с последней встречи с партнером в её теле зрела новая жизнь, и вскоре драконица это поняла.
Это было её первое яйцо, но рассказы старшей самки и собственный звериный инстинкт говорили, что что-то не так. Синяя драконица чувствовала себя так, будто проглотила холодный камень. Хотелось извернуться и разодрать чрево когтями, чтобы выдрать этот источник ледяного холода. Самец беспокоился и, в конце концов, полетел искать совета у старших в стае. Между тем, самке становилось все труднее охотиться, она еле таскала лапы и, в конце концов, забилась поглубже в первую попавшуюся пещеру и перестала выходить. Отложив яйцо, она больше не смогла подняться. Самец упрямо надеялся, что теперь всё пройдет.
В последний зимний месяц были особенно сильны бураны, и он не смог найти логово в срок. Когда дракон добрался до пещеры, его глазам предстало омерзительное зрелище: тело драконицы лежало в углу, начиная уже разлагаться, и в брюхе, где чешуя мягче, зияла дыра, явно сработанная когтями и челюстями. Кровь была на полу, из трупов столько не течет, и кровь была на осколках белой скорлупы в углу. Синий рассвирепел. Существо спряталось в темном углу, как будто знало, что ничего хорошего ждать не следует, но дракон выволок его за загривок на свет. Дракон был тоже молод и довольно вспыльчив, начисто лишен отцовского начала, и милосердие было глубоко чуждой ему концепцией. Тем более, что существо было на редкость уродливо: нелепое, косолапое, большеголовое, оно жмурилось и визжало, и на ощупь было холодным, как лед. Стоило только представить, как она звала, кричала, плакала, обессилевшая, а оно, урча, методично вгрызалось в неё в поисках жратвы... И он позволит этому жить? Участь выродка была решена, и дракон не сомневался, что другие крылатые его не осудят, а если осудят, то что ему до них...

***

Вначале были только холод и темнота. И тишина. Он просунул нос через скорлупу и заурчал, но с той стороны его никто не встретил. Оболочка поддалась, и кое-как неуклюжий синий дракончик заковылял на звуки и тепло. Ему дико хотелось есть. Но то, большое и другое - теплое, рядом, только жалобно плакало и говорило что-то, чего он не понимал, а есть хотелось все больше. Потом большое перестало говорить и шевелиться вообще, и безымянный детеныш сновал по пещере и вокруг неё, жалобно курлыкая. Холодно ему не было, а вот голод стал невыносимым, и, когда кричать надоело, он полез к большому, потому что от большого пахло пусть и плохо, но съедобно.
Большое оказалось вкусным и даже почти не издавало звуков. Что-то случилось в процессе, но он не понял, что. А потом пришло другое большое и теплое, вытащило его на свет и сделало больно. Драконенок, не издав ни звука, лягнул большого в нос, шлепнулся наземь и бросился прочь - в полнейшей тишине. В его маленьких мозгах отложилось, что издавать звуки бесполезно - все равно не поможет.
Мелочь на удивление ловко сновала в скальном лабиринте, и ему удалось уйти недалеко от ошарашенного отца, но ненадолго. Когда тот схватил тварюшку снова, что-то случилось. Земля и небо поменялись местами, грянул гром и белый свет затопил все вокруг, холодный и ослепительно сияющий, как будто он оказался в сердце алмаза. Потом алмаз раскололся и ледяные осколки хищным роем набились в глотку, выжигая все на своем пути. Что-то взорвалось в голове, и он умер.
Детеныш, не имеющий имени, понемногу выбирался из пасти. Прикушенный хвост болел, зато он тащил за собой ломоть языка. Теперь у него было много вкусной еды.

Я не был мертв, и жив я не был тоже;
А рассудить ты можешь и один:
Ни тем, ни этим быть - с чем это схоже.

Он постоянно голодал, но каким-то чудом все же не околел. Сам научился хватать и есть добычу - во многом помогала способность не шевелиться по многу часов, и то, что его звери будто и не считали за живое существо, сам научился фыркать льдом, хотя не любил это делать поначалу - от этого еда становилась невкусной. Вспышки магии, подобные той, что прикончила его отца, случались редко, и звериная психика никак не могла связать это с ним самим. Людей в тех местах, к счастью (для людей), не водилось. Он прятался в глубоких пещерах, в неизвестно кем вырытых ходах в толще гор, в знакомой прохладе темноты, и, если бы не необходимость есть, вообще бы не показывал носу наружу. Темные холмы, покрытые туманом, и холодные фьорды стали ему домом.
Поначалу Безымянный был не очень дурным существом - не хуже, чем любой другой зверь. Но потом в многорогой башке забрезжил разум, и все заверте...
Безымянный обнаружил себя, обнаружил мир, и ему стало все в этом мире интересно. Преимущественно с точки зрения "попробовать на зуб". Не сразу он понял, что двуногие разношкурые чем-то отличаются от других зверей, но, когда понял, подался подслушивать и подглядывать за тем, что они делают в своих домишках. Полсотни лет он терроризировал селения вблизи северного моря, немного начал разбирать лопотанье двуногих, воровал скот, утопил два корабля и без счета лодок, после чего украл мясистого двуногого с деревянной штукой, которая издавала звуки, и он рассказал, что дракона знают, многие хотят убить, и даже обозвали его зачем-то этим длинным словом: Фьорт-льо-лайссс. Дракон хмыкнул, сожрал рассказчика и запомнил.

Вожатый встал; и я промолвил тени,
Которая ругалась всем дурным:
"Кто ты, к другим столь злобный средь мучений?"

Увы, другие нашли его. Сначала кто-то из черных - увидели, что кроме безмозглой агресии от него ничего не добиться, слетали на территорию синих и сообщили. Те попытались вразумить необразованного дикаря, но добились только того, что к нечленораздельному рявканью прибавилось членораздельное, но не более дружелюбное. Синяя стая понятия не имела, что это за зверь, почему он такой странный, и откуда он взялся. Проблемой было не то, что это существо существовало с отрицательной температурой тела, нет, не то, что оно выдыхало какую-то ледяную дрянь вместо приличного драконьего пламени - хотя и это настораживало, и ни одна  драконица даже близко не подлетела бы к этому чудовищу. Но главной проблемой был характер. Например, как объяснить, что соплеменников следует приветствовать словами, а не ударом хвоста с разворота? Правильно, трепкой. Трепка потребовалась не одна. Ни одна не помогла. Зверь был нелюбопытен, не особо интересовался своей природой, не мог рассказать, откуда взялся, хамил старейшим, и, когда он однажды улетел подальше и не вернулся, все были только довольны. Ледяной дракон тоже был доволен: ему до смерти надоело все это общение и необходимость называться каким-то словом.
И какое дело драконам до того, что творилось в суровой земле на западных берегах Серых Вод, которую её жители зовут "Гломмунда", "обильная рыбой". Какое дело, что в снежные зимы целые деревни находили покрытыми льдом, и ужасались, и бежали прочь, разнося весть о том, что земли эти прокляты, или нечистая сила царствует там.  Хижины, обросшие ледяной коркой вместе с обитателями, люди, замерзшие прямо на улицах, прямо на бегу - вот о чем рассказывали путники. Спустя десяток лет кто-то увидел, что причиной был дракон - но драконы дышат пламенем, это знает даже дитя, поэтому ледяная тварь была признана нечистой силой, имеющей облик крылатого змия. Байки ползли: о том, как в самые темные ночи, в самые снежные месяцы он появлялся, именно тогда, когда некуда бежать и никто не ждет нападения, о том, как кружил в вышине, насмехаясь над стрелами, и ждал, пока обреченные сами не поймут, что нет им спасения. Даже варвары знают, что драконы разумны, а нечистая сила разумна тем более, и ей что-то нужно, и потому не раз и не два чудовище умоляли, заклинали, пытались договориться. Он слушал, но ни разу он не ответил. Он появлялся из ниоткуда, нападал и исчезал обратно в белое безмолвие. Их молитвы и предсмертные вопли звучали почти как музыка.
"Это моё имя", думал Фортъльолес. "Имя мое - молитва... предсмертный крик. Тишина. Только не тот набор звуков".

И их глаза, набухшие от слез,
Излились влагой, и она застыла,
И веки им обледенил мороз.

Эти берега он сделал своим домом, своими охотничьими угодьями, своим троном, и он готов был драться за них со всей свирепостью существа с холодной кровью. Даже залетавшие на его территорию собратья из синих рисковали нарваться на драку, и, хотя некоторые были не прочь его проучить, но воевать с существом, которое, кажется, не чувствует боли, и совершенно не против умереть - то еще удовольствие. Его одногодок из красной стаи, случайно оказавшийся в этих краях, даже не знал ничего о истории Ледяного, он оказался задирист и не рассчитал свои силы... он оказался мертв. Говорят, он оказался съеден, и эта история навсегда заработала для Фортъльолеса репутацию монстра в глазах Красной стаи.
На третьей сотне лет он удалился дальше на север, в безлюдные края, изобилующие туманом, где сложно отыскать даже дракона, туда, где, по поверьям людей, находился загробный мир, и поэтому они именовались Альдртреги, Вечным Плачем. На самом деле там было тихо и спокойно - что еще нужно одинокому крылатому змию. Лишь иногда он выбирался на охоту за людьми, потому что голод не оставлял его, а двуногие были слишком заманчивой добычей. Беззащитной. Нет, духа соревнования тварь была лишена, монстра увлекала лишь идея сожрать то, что плохо лежит. Желательно, с музыкой и спецэффектами. Смелые из числа северян, воспитанные на сказках о ледяном чудовище, наведывались в Альдртреги в поисках змея, кое-кто даже нашел. Кое-кто даже ушел. Дракон счел нужным отпустить, чтобы рассказали - чтобы больше его боялись.
Добился он того, что лет двести тому назад какой-то мелкий, но отчаянный ярл явился к нему с предложением. Рискованным, но прибыльным: почему бы дракону не сожрать всю вражескую дружину, а они в обмен будут его почитать, как Великому Змию угодно? В худшем случае дракон мог сожрать всех, но ярл уловил, как теперь бы сказали, модус операнди монстра: Фортъльолес любил не просто разрушать, а издеваться. Человечишка молол языком очень складно, тварь завороженно внимала, даже забыв его съесть. Затея выгорела, и дракон даже выполнил свою долю сделки, и не тронул "своих". Впрочем, их тронули другие, узнавшие, что ярл служил Хозяину Льдов - потом приплыли и сожгли все, не слушая объяснений, даже грабить не стали. Змий знал, что тем дело кончится, и это как нельзя больше его порадовало.
Больше храбрых не было, только во время большой войны между кланами некто Харальд разыскал монстра аж в самых далях Края Туманов, и, как они договаривались, и, что коварный завоеватель предложил чудовищу, неведомо, но прославился он как Харальд Колдун, ужасный маг, подчинивший вирма льдов, который по его приказу наворотил немало дел (и немало потешился при этом). Однако конец Харальда был печален, и настал тогда, когда крылатая смерть внезапно решила, что копья врагов слишком острые, а воевать надоело, и без предупреждения его оставила, на прощание от избытка чувств откусив голову. Пример Харальда в тех краях ныне считается показательным в том, что касается сделок с силами зла.
В тундре Альдртреги тоже было не безлюдно. Кочевые племена, её населяющие, не знают магии, но имеют довольно забавное представление о сверхъестественном: их мир населяют духи и всякие божественные силы, из которых вряд ли хоть одна является доброй, и их следует скорее бояться, чем уважать. Природа тех мест сама наталкивает на подобный образ мыслей. Поэтому огромный крылатый ящер, дышащий льдом, вполне вписался в их немудреный пантеон, установился обычай приносить ему жертвы, желательно человеческие, желательно из чужаков, на том и порешилось. На другом конце материка обнаружилось племя троллей, они оказались не столь пугливы, но дракону они понравились - сильные, ловкие, не такие хлипкие как люди. Он похитил нескольких из них, унес Владетель знает куда, вдаль от своих. Кто-то попробовал сбежать, кто-то остался, решив, что выполнять волю ящерицы - меньшее из зол. Тем более, змею было что обещать. Так у Хозяина Льдов появились руки.
Руки, чтобы добывать ему славные мелочи, которыми он все равно не способен воспользоваться, но драконье любопытство, как и драконья жадность, не знает границ.

Затем что слезы с самого начала,
В подбровной накопляясь глубине,
Твердеют, как хрустальные забрала.

Он и сам выбирался в другие края в поисках чего любопытного, хотя и опасался других драконов. Они ведь ничего не забыли. В краю туманных проливов стало скучно, и опаловые крылья несли Фортъльолеса над другими землями: над одинокими островами, мрачными горами, заброшенными городами. Он начал больше слушать двуногих. Он хотел найти что-то чудесное, невероятное, какую-то великую магию, может быть, что-то невообразимое, почти такое же, как чудо его появления, его, твари, которая не может жить, но живет. Хорошо, что двуногие тоже любят чудеса. Хорошо, что двуногие думают, что не все драконы плохие. Двуногих легко убедить, что дракону совершенно не нужна их добыча, ведь он не сможет её применить. Двуногие вкусно хрустят.
В пещерах под пиком Кальдакорн нет гор золота, но драгоценности и артефакты хранятся как зеница ока, и горе тем, кто попробует их украсть. Фортьльолес вынести не может мысли, что кто-то до них дотронется. Не то что бы он часто на них любуется - дракону достаточно знать, что они есть. Он совершенно не знает предназначения магических вещей в своем тайнике - особенно его настораживает один каменный шар, потому что говорят, что двуногие убивали друг друга чтобы им обладать, но до сих пор он не произвел никакого эффекта. Возможно, нужно быть магом, чтобы понять его свойства. Дракон снес всю башню, где он хранился, чтоб его достать, и его бесит, что он не знает, что эта штука делает, но говорили - что-то страшное. Потому и полез за ним.
В крайнем случае, его можно будет уронить кому-нибудь на голову - тоже польза.
В последние годы он был склонен к апатии и, если не считать вылазок на охоту, дремал в пещере, и можно было бы надеяться, что тварь просто заснет навсегда, но зов Древнего пришел, когда не ждали. Змеиные мозги не сразу уловили, что это вообще такое.
Древний знает о его существовании. Древний чего-то от него хочет.
Древний на него рассчитывает?
Что-то с этим миром не так.

- 5.2 Сокрытая информация:

6. Профессия/Род деятельности
Национальное чудовище северян; ныне - посланник Древнего Синего.

7. Дополнительная информация
- 7.1 Навыки и умения:
- Силен соответственно размеру, неплохо плавает, но плохо переносит жару и открытый огонь. Летает быстро, маневрирует славно, кусается больно, зубы как пилы, когти как серпы, переваривает, кажется, вообще все или почти все. Очень слабо чувствует боль. Может терпеть экстремально низкие температуры. Отчего-то ему требуется жрать не так часто, как другим драконам такого же размера. Требуется-то меньше, но хочется - чаще.
- Вместо положенного дракону огня его боевой выхлоп представляет собой струи чего-то смертельно холодного и белого, которые  оседают на цели и очень быстро приводят к состоянию "вмерз в ледышку". Это очень больно, но, обрадуем вас - большинству двуногих не грозит успеть почувствовать.
- Понимает языки двуногих обитателей Гломмунды, но говорит неохотно. Человеческий язык Аларии не разумеет, эльфийский и то лучше (потому что эльфийский язык не изменился за тысячелетия на всех континентах)
- 7.2 Инвентарь: сувениры и сокровища в надежно припрятанном сундуке.
- 7.3 Спутники и питомцы: нету
- 7.4 Репутация:
Двуногие: чудовище, враждебное всему живому, известный людоед. Для воинственных северян - легендарный монстр, персонификация смерти, фактически часть мирового порядка. Темнокожие варвары, обитающие в тундре, приносят ему жертвы и поклоняются как богу. В Аларии вряд ли кому-то известен. Существование ледяного дракона здесь скорее жуткая легенда, а пару обращенных в лед деревень триста лет назад списали на безумных магов.
Драконы: для синей стаи - противоестественный урод, пария и изгнанник. С красной стаей - номинальная вражда, по факту того, что Фортьльолес убил одного из них. Для всех остальных, если слышали - любопытный и, скорее всего, опасный курьез.
- 7.5 Согласие на активный мастеринг: *сожрал активный мастеринг* Съедобно.
8. Связь

9. Пробный пост

"Хвалите Господа от земли: змеи и все бездны;
огонь, град, снег, лед, ветер бурный, исполняющие волю Его..."

У всего есть своя песнь: у горных ущелий, у леса и у шторма, у дождя и у облаков. Но лучшая песнь из всех - та, что звучит, когда воздух корчится и стонет, разгоняемый взмахами крыльев.
Ветра пели под опаловыми крыльями, ветра пели о смерти.
Все песни на самом деле о смерти, думал Фортьльолес, просто никто не хочет этого признать. О смерти, для смерти, из-за смерти. Если бы никто не умирал, никто бы не пел, и любой звук - просто попытка отогнать эту бесконечную тишину. Слабаки. Никто не может просто принять эту тишину и впустить её в себя. Тогда в мире стало бы намного меньше суеты. Приходится ковырять дыры, чтобы она вошла.
Когда-то кто-то сделал в небе дырку и поставил дверь, чтобы Тишина не смогла войти в мир, и теперь она там, за дверью, ждёт, но она может без мира, и мир может без неё, а жаль.
Стражи заметили блестящую точку в небе еще загодя. Когда она приблизилась, тусклый блеск оказался наростами льда. Предвестником беды, сине-черной молнией он упал с небес, брошенным камнем приземлился и замер, прижавшись к земле, и настороженно изогнул длинную шею, пожирая взглядом проход, что вел к Вратам Тишины.
Его здесь не ждали. Но Врата звали его, тихий, настойчивый шепот не оставлял наяву и во сне, пробился сквозь апатию и заслонил голод.
- Он хотел видеть меня... - прошипел Фортьльолес. - Это правда.
Ледяной дракон сделал шаг вперед, такой невзрачный по сравнению с агрессивно настроенными стражами. Хвост хлестал туда-сюда, разрезая воздух с тонким свистом.
- Если я ошибся... - он со значением выдохнул, подняв лапу для шага. - Мне же хуже, так ведь?
Еще шаг в хрустящем снегу. Осколки льда опадали с шипов и не таяли.
"Иди..."
- Врата будут открыты, - пророкотал один из стражей. - Но мы не думали, что это будешь ты.
Хвост замер в воздухе, а затем обрушился на ближайший сугроб, срезая верхушку.
- А уж как я не думал! - огрызнулся пришелец.
Восстанавливающий Суть, так его называли, Древнего синей стаи. Интересно, в чем тогда Суть. И после чего её надо Восстанавливать. Но хорошее имя для бога, решил когда-то Фортьльолес. Звучит как что-то... нужное.
Не лишено смысла.
Он запоминал все - как открывались врата, как выглядел вход, каково было проходить сквозь них и оказаться в другом мире... в ином измерении, где все устроено под его единственного обитателя.
Многие ли из живущих бывали в другом мире?
Дракон летел сквозь бесконечную беззвездную ночь над бесконечными снегами, и две полные луны освещали его путь. Тишина царила в Санктуарии, и потревожить белую гладь внизу, оставить отпечатки своего тленного присутствия, казалось кощунством. Он скользил чуждым пришельцем над этой обителью тишины, и с неудовольствием думал, что от его крыльев слишком много шума.
Они поют даже сейчас, поют о смерти, и все песни на свете - о смерти.
Холод, тьма, лунный свет и сверкание, ни одна снежинка не похожа на другую, и все они неразличимы в этом покрове. Наверное, так должен выглядеть идеальный мир. И нарушать совершенную тишину приветствием или чем-то еще не стоило. Древнему и так ведомо, что он здесь. Кстати, где он, праотец, в этой тьме? И зачем он звал к себе отверженного среди своих потомков - чтобы покарать? Фортьльолес с нетерпением ждет, ему так надоело жить, что он уже не знает, чем заняться, и надеется, что это хотя бы будет медленно. Потому что каждая вошь просит: "пожалуйста, только быстро".
С холодным удовлетворением он думал, что Древний знает все его мысли. Хотя бы можно не утруждать себя бессмысленным издаванием звуков.
Впереди линия снегов оборвалась в пустоту, и обрыв приближался с каждым ударом крыльев.
Полная луна в небе моргнула. У луны был вертикальный зрачок.
Дракон замер на месте, едва не забыв шевелить крыльями, а живая луна глядела холодно и насмешливо из своей бесконечной высоты. Фортьльолес на своем драконьем веку не встречал ничего ужаснее и прекраснее.
Снежная равнина обрывалась пропастью, у бездны не было дна и края, и там, в непроницаемой тьме, угадывались контуры чего-то - гостю этого замерзшего мира удалось бы разглядеть немного, если бы его не заставил опустить голову благоговейный трепет. Тайна должна остаться тайной.
Луна смотрела на него.
Где-то там могла быть и вторая, просто Древнему наверняка лень. Если он вытянет лапу, достанет его через бездну. Если он накроет своего потомка когтем, от того останется липкое пятно.
"Ты звал меня...", подумал Ледяной так громко, как вышло. "Я Тебя слышу".
Откуда ему знать, как говорят со всеведущими сверхсуществами, ему-то и с обычными не найти общего языка.
- Я слыш-шу, - сказал он просто. Шепот ветра стал четче и оказался голосом.
Луна прошептала ему, что он должен сделать.

____
спасибо Данте Алигьери за наше счастливое детство

Отредактировано Фортьльолес (2013-05-15 14:22:17)