Переулки торгового района =>

То ли от быстрой ходьбы, то ли оттого, что этот день был слишком насыщен событиями, Хатиман внезапно почувствовал отмерзительную слабость. Это было не в первый раз. Только неожиданные приступы немощи напоминали Муэрто о том, что его полуживое тело очень старо. Хатиман замедлил шаг, несколько раз глубоко вздохнул, положив костистую ладонь на впалую грудь. “Ничего особенного. Это мне не помешает”. Мысль прозвучала, как приказ, и тело подчинилось. Некромант почувствовал себя лучше и вновь стремительно зашагал вперед.
- Муэрто Андо, - окликнул его знакомый голос.
Орденские мастера ждали его в условленном месте. Хатиман поприветствовал их вежливым кивком.
- Все готово, мастер Агилла?
Его второй учитель, еще более старый, чем он сам, уже не способный передвигаться без помощи прислужника, коротко засмеялся и ответил:
- Все готово, юный Хатиман. Я рад, что ты снова в деле.
Агилла только хотел намекнуть на то, что многим некромантам не нравилось участие Муэрто в политических играх. Это было для них слишком суетным и грязным, слишком далеким от Вечности, слишком “живым”. Но для Андо это итак было очевидным, и ответить что-то он не мог. Разве что рассмешило и умилило это привычное “юный Хатиман”. Вот уже почти пятьсот лет он остается для Агиллы “юным Хатиманом” и останется, верно, до самой смерти учителя. Не так уж долго, если подумать.
   
Пятеро некромантов вошли через ворота на кладбище. Еще восемь ждало их там. Иссохшие фигуры, скрытые длинными темными плащами двигались медленно и плавно, будто исполяя странный древний танец. Они шли по направлению к группе каменных мавзолеев. Хатиман и Агилла с подростком-прислужником замыкали шествие.
- Это – людских дворян, - сказал Агилла, указывая на строения. - Местные запретили нам тревожить покойников-эльфов.
- Я понимаю.
Мавзолеи стояли кругом вокруг небольшой круглой площадки. В центре возвышалась простая белая мраморная стелла без единой статуи, совсем без лепнины. Только стертое имя и пара строк:
   
Все мы гости на этом свете. Знать бы только, что за дверью наши пути не расходятся навсегда.
   
- Как несправедливо то, что мы делаем здесь, мастер Агилла. Люди виновны перед нашим народом не больше, чем светлые родственники.
- Что тебе до этого, юный Хатиман? Тот, кто смотрит в Вечность и слышит песню Тишины, тот не принадлежит к смертным народам, не хранит в душе мелких обид и не тратит душу на слепые эмоции.
- Мой первый учитель, Навасте, думал не так. И многие из Ордена думают не так. Мы... родом из подземелья, из своих семей.
- Навасте не смог отрешиться от себя, как от теплой плоти без смысла и без цели. Он хотел познать Смерть и все продолжал цепляться за Жизнь. Поэтому его последние годы прошли в бешенстве, когда он бросался на все, что не мог подчинить себе, а жизнь утекала от него в каждом мгновении.
Хатиман бесшумно вздохнул. Дальше продолжать этот разговор не имело смысла. Первый учитель – садист, второй – проповедник, а ты все где-то между, Хатиман. Эту мысль прервал вскрик хриплой свирели. Ритуал начинался.

Отредактировано Хатиман (2012-11-28 14:17:47)

Сознание вынырнуло с другой стороны мироздания. Все осталось тем же, и вто же время стало другим. Здесь белое было белее, черное - чернее, и каждая пылинка во вселенной - яснее, отчетливее, осмысленнее. Но приглядись - и ты увидишь, как мир распадается на нити, которые суть Ничто, Пустота, наполненная всем, энергия, Сила, Содержание и Смысл. Раствориться в потоке, превратиться в чистое созерцание жизни, пока однажды прихотливый случай не даст тебе нового шанса. Каждая смерть - это обещание вернуться снова. Почему мы, страшась смерти или поклоняясь ей, никогда не допускаем даже в мыслях что наша одинокая, закованная в рамки обстоятельств судьба - не есть предел?
Хатиман - или то, что почти семьсот лет носило это имя, - вдруг ощутил небывалую свободу и готовность следовать за вечным течением Жизни. Где-то впереди сверкнула нездешняя звезда и на миг ему показалось - сейчас он узнает, увидит, кем он родится заново через много тысяч лет. Это была жизнь совсем другого существа, для которого законы дроу, да и всей Аларии не значили ничего или почти ничего. А затем была бы опять смерть и новое рождение. В новом теле. Или в другом мире. И было это - прекрасно. Свобода изменяться и свобода познавать, свобода от самого себя - вот что дарит нам этот мир взамен наших пустых и несбыточных мечтаний.

Хатиман сделал было шаг навстречу далекому свету, но вдруг почувствовал, как что-то мешает ему. Огромный темный кокон - не кокон даже, а целая атмосфера, которую он выращивал в течение сотен лет. Заклятия, привязывающие вечную Жизнь к одной-единственной смерти, действовали теперь и на него самого. Неупокоенные мстили за себя. Муэрто мог бы умереть, но остался бы собой. И теперь он ясно понимал - разница между жизнью и смертью не так уж велика, если ты не можешь двигаться дальше в потоке энергии мира.
Но его разум, воля и магический Дар по-прежнему принадлежали ему. Он был намного сильнее обычного, потому что, отдалившись от бренного тела, он стал своим в мире теней и энергии. Это вызвало в нем восторг, но теперь это было обреченное, хмельное и злое чувство. Муэрто Андо обратил свой взгляд на мавзолеи, и в ответ на его безмолвное повеление в недрах пробудился прах мертвых. Он позвал, и бездна не-мертвых тысячелетий откликнулась на зов.
И ему стало страшно. Ничто больше не светило ему из-за горизонта обещанием новых перевоплощений. Он остался один среди призрачных теней и мертвые тихим шепотом поднимались к нему из-под земли, желая его Силы и его новых приказов.
- Нет... Нет, вы меня не получите...
- Ты сам придешь сюда. Тебе больше некуда идти.
- Нет! У меня еще есть время. Я никогда не сдавался.
- У тебя осталось мало времени.
Земля отдалялась, непостижимым образом растворяясь в круге вращающихся деревьев. Судорожный вздох - ледяной воздух волной окатил бредящее сознание и вернул Хатимана в мир живых.

Он лежал на холодной земле, бережно поддерживаемый десятком рук. Мастера-некроманты склонились над ним.
- Я... умер? - спросил муэрто у низкого пасмурного неба.
- Нет, юный Хатиман, - ответил ему голос учителя Агиллы, - у тебя был приступ. Может быть, ты был на грани в короткий миг.
- Так я просто болен?
Агилла слегка пожал ладонь бывшего ученика.
- Эта болезнь зовется старостью. Темные, бывает, живут и дольше. Но обычно - намного меньше. После одного из таких приступов ты больше не очнешься. Это надо принять с благоговением. И, пока есть время, сделать все, чтобы после смерти презренного тела, этой больной обузы, стать бессмертным личом.
- Личом... - беззвучно повторил Хатиман, а в памяти не-живой голос откликнулся эхом: "Тебе больше некуда идти".